Деготь продается в бочках, а мед в баночках...
Дорогие френды!
Исключительно потому, что мои читатели ждут ответа на последний вопрос из предыдущей главы: кто же живёт в Гарькином шраме?
Выкладываю небеченую главу от слова "совсем". Правда я её сама вычитывала-правила три дня подряд и много, но всё равно с надеждой жду тапок.
Где, что не так - говорите, не стесняйтесь.
Глава 76. «ПРИОРИ ИНКАНТАТЕМ»
- Ты ещё не рассказал, как добровольно подставил себя под вторую «Аваду», и она каким-то образом вырезала из твоего лба то, что туда якобы проскользнуло и прилипло на целых шестнадцать лет.
Гермиона обращалась к Гарри, но говорила достаточно громко - наверняка нарочно. Её услышали. Веселье, поперхнувшись новостью, мгновенно смолкло, и основатели - все четверо – уставились на Гарри в недоумении. Улыбки с лиц исчезли.
читать дальше- И как же тебе удалось остаться в живых во второй раз? – спросил Годрик не в шутку, но таким тоном, словно за всю свою жизнь ничего занятнее не встречал.
- Ну, я это... потом вернулся назад. Оттуда.
Гарри решил, что так будет лучше: рассказывать всё «от и до» пришлось бы долго.
На него смотрели с растущим недоверием, отставив в сторону всё: и шитьё, и книги и реликвии.
- Не смешно, - ёмко и значимо произнес Слизерин, выразив короткой фразой общий настрой.
- Я говорю правду, - возразил Гарри.
- Юноша, а вы уверены в том, что были мертвы? – не без шпильки уточнил Салазар. – Разумеется, не совсем, а так, немного?
- Говори прямо: сердце стучало? – вставил Годрик, как обычно, не церемонясь.
Гарри вдруг почувствовал, что ради выяснения истины готов отвечать, как в суде: правду и ничего, кроме правды.
- Не знаю.
Вот так. Поскольку остался в неведении, что же происходило с его телом, когда душа находилась на Кинг-Кросс.
- Ну вот, уже проще! Так вот я тебе говорю, - рыцарь выставил вперед указательный палец, желая подчеркнуть значимость своих слов. - Ты не умирал. Ты был вполне живой.
- Почему вы так думаете?
В самом деле: откуда у Годрика такая уверенность?
- Всё просто, молодой человек: хорошая полноценная «Авада Кедавра» останавливает сердце навсегда. И не только сердце, но и дыхание, и саму жизнь. Вспышка смертоносного света мгновенно обрывает всё, что есть живого в теле, и уже ничто не сможет его вновь оживить. Никакая магия. Никакая внешняя сила. Никакое чудо.
- Понятно, сэр, - вежливо ответил Гарри.
Уже немало: хоть какая-то ясность. Слизерин скривил губы, услышав его «понятно», но Гарри пропускал это мимо себя. Пусть смеются! Ему учиться точно ещё не поздно.
Задним числом припомнились школьные уроки: Крауч тоже настаивал на том, что противодействия заклятию смерти нет. Всё сходится.
- А зачем тебе нужно было подставлять себя под «Аваду», да ещё добровольно? – озабоченно спросил Годрик.
- Чтобы уничтожить ту часть души Темного Лорда, которая жила во мне, - ответил Гарри. - Почти семнадцать лет, - добавил он, заметив на лице рыцаря откровенное недоумение.
Слизерин презрительно хмыкнул, уже не утруждая себя формальным соблюдением приличествующих манер, и уничижительно посмотрел на Гарри сверху вниз.
- Какое любопытное заклинание... – нарочито умно затянул Годрик, мельком переглянувшись с Салазаром. - Эта новая «Авада Кедавра» - мне нравится. Шрамы на лбу рисует, души со света убирает, крестражи уничтожает. Словом, нечто невероятное!
- Трансформировали? – сухо осведомился Салазар и неприлично зевнул, давая понять, что вполне способен отличать науку от шарлатанства. Шляпа, подражая волшебнику, тоже бесстыдно приоткрыла рот разок-другой.
По лицам собравшихся пробежали скептические усмешки, и все – включая старую Ветошь - чуть ли не ввинчивались глазами в Избранного. Гарри ощутил себя – глупее некуда.
- Сам, что ли, придумал? – прямой вопрос Годрик высказал предельно жестко. - Ты этот хитроумный способ уничтожения крестражей сам придумал?
- Нет, - быстро ответил Гарри, чувствовавший себя в высшей степени неуютно под суровым взглядом Годрика. - Мне сказали, что так... надо.
- Да неужели? – осклабился Слизерин, и мрачно прибавил: - Гордись, Гриффиндор - твой человек! Сначала совершаем... хм-ммм... подвиги, потом долго разгребаем то, что успели наворотить.
- Да не было у меня времени на раздумья в тот момент! – вскричал Гарри, чтобы хоть как-то объяснить свои действия.
А почему он должен оправдываться? Он ведь простой солдат, он сделал то, что предписал ему командир - более мудрый, более компетентный. По уровню знаний семнадцатилетний мальчишка и рядом не стоял с великим Дамблдором.
- Мне приказали, - тихо, но с достоинством сказал Гарри.
- Догадываюсь, кто приказал, - с легким сарказмом выдавил Годрик. – Не иначе, как обожаемый учитель?
- Может, лучше объясните, в чем учитель не прав? – не выдержал Гарри, которого стал раздражать беспредметный разговор. – Только конкретнее! Пожалуйста. Потому что я... э-э... плохо соображаю.
- Прекратите!
Ровена решительно выступила вперёд, заслонив собой Салазара. Гарри почувствовал некоторое облегчение: издевательски скучающий вид великого чародея и его характерная улыбочка немало досаждали.
Ровена - в отличие от обоих мужчин - заговорила дружелюбно.
- Гарри, «Авада Кедавра» никак не может повредить душе. Ничьей. Душа - она свободна, как птица! Мы думаем, что умираем, а на самом деле мы освобождаем свою душу. И если в ней нет ущерба, то она легко расстаётся с телом, как с временным пристанищем. Для высокоорганизованного разума смерть – очередное приключение.
Ровена с чувством повторила то, что Гарри уже однажды слышал от Дамблдора.
- Иное дело - жалкий ошмёток души, якобы живущий в твоём теле шестнадцать с лишним лет, - слегка помрачнев, продолжала Ровена. – Он-то как раз не может существовать самостоятельно, и он будет отчаянно цепляться за своё вместилище.
- Но когда я, - Гарри запнулся, не желая переводить стрелку на себя, - то есть тело, умрёт окончательно, то часть души, живущая в нем, уже наверняка погибнет. Осколок ведь намертво привязан к наколдованному месту. Разве не так?
- Боюсь, это не твой случай, Гарри, - ответила Ровена. – Что-то вселилось в тебя самостоятельно, без постороннего участия и надлежащего колдовства. Так, где уверенность, что подобное не повторится ещё раз?
- Так может такое раз в тысячу лет случается? – не сдавался Гарри.
- Тем более! – воскликнула Ровена, теряя терпение. - Откуда такая твердость, что чудо, однажды случившееся, не повторится вновь, коль скоро мы имеем дело с неуправляемой материей? Говорю не о тебе, а твоём учителе. Он что, наблюдал всё это невероятнейшее стихийное волшебство своими глазами?
Гарри молчал, не зная, что ответить. Мысль о том, что Дамблдор мог следить из-за кустов за ходом дела, показалась дикой. Однако при упоминании о Дамблдоре в голову пришла свежая идея.
- Значит, осколок чужой души всё-таки жил в моей душе и покинул моё тело вместе с ней. Так? – уточнил Гарри, стараясь не обращать на скептические улыбки. - Но по дороге отвалился, потому что я пошёл дальше, а он был привязан к земле, и...
- ...вернулся назад, в тело, - закончила Ровена.
- Почему?
- Потому что, как мы уже выяснили, брошенное тело оставалось живым и свободным.
- Свято место пусто не бывает, - степенно добавила Хельга.
- А он никак не мог самоликвидироваться? – с надеждой спросил Гарри.
- С какой такой печали? – вставила Хельга. – Если вместилище осталось целым?
- Но, возможно, он не мог жить самостоятельно, вне моей души?
- Зато вполне мог попытаться овладеть чужой душой, коль скоро вместилище оставалось нетронутым, - ответила Ровена.
- На самом деле в книге написано, что требуется нечто очень разрушительное, после чего крестраж уже не сможет восстановиться, - Гермиона вопросительно посмотрела на Ровену. - Выходит, реставрация возможна?
- О чем и речь! – подтвердила Ровена.
- Я не полноценный крестраж, я не мог восстановиться!
- возразил Гарри, чувствуя, однако, что всё больше запутывается.
- Тогда бы ты здесь не стоял, - Ровена усмехнулась. – Самое многое, что сделала с тобой «Авада Кедавра» - остановила твоё сердце. Но разум живёт ещё примерно четверть часа после последнего вздоха. И даже у маглов. Тело хранит в себе жизнь ещё дольше. Оно ведь болело?
- Болело.
- И в том месте, куда ударило заклятие?
- Да.
- Значит, плоть даже там не была умерщвлена. Мёртвое боли не чувствует.
- Так может быть она, - Гарри имел в виду плоть, - как-то заново воссоздалась?
- Отошла понемногу? – уточнила Ровена. – Ты почувствовал бы это не сразу, а спустя время.
- Но ведь «Авада Кедавра» останавливает жизнь в теле навсегда, - продолжал возражать Гарри, хотя чувствовал, что в голове полная каша.
Он уже не задумывался, насколько глупо и нелепо могут звучать его вопросы. Его цель - добраться до истины, а здесь все средства хороши!
- По всей видимости, заклинание оказалось слабым, - ответила Ровена. - Если прежнее тело оказалось пригодно для дальнейшей жизни, то следует признать, что оно восстановилось.
- Ну, вспомни, как ты однажды напоролся на клык василиска, Гарри! – не удержалась Гермиона.
- Если ваш противник не смог убить вас, то уничтожить обитающий в теле огрызок чужой души он и подавно не смог, - категорично сказала Ровена.
- Выходит: всё зря...
Гарри не спрашивал, он лишь тихо повторил ужасающую для себя правду. Не потому ли Дамблдор настаивал на его возвращении? Первоначальный план не сработал: Волан-де-Морт не смог убить Избранного Старшей палочкой, и тогда, чтобы огрызок души Темного Лорда не завладел освободившимся телом...
Гарри стало сильно не по себе: голова закружилась, а ноги словно утратили под собой опору. Он невольно пошатнулся. Если бы не Гермиона, крепко державшая его за руку, он бы наверняка упал.
- Да не спеши ты себя хоронить! – горячо заговорила Ровена, заметив посеревшее лицо Гарри.
- Вот именно! – подхватил Годрик. – Если бы ты имел несчастье познакомиться с каким-нибудь крестражем поближе, тебе бы и в голову не пришло подозревать в себе что-либо подобное.
- Почему? – тихо спросил Гарри, удивляясь беспомощности своего голоса.
- Потому что кусок души, сознавая свою неустойчивость, непременно будет стремиться овладеть другой, целой душой, чтобы обрести хоть какую-то стабильность. Однажды утром мальчик по имени Гарри Поттер попросту не проснулся бы. Боже, да что я говорю! – воскликнул Годрик. – Попробовал бы ты надеть настоящий крестраж на свою шею – не тот, что якобы существовал внутри тебя, а другой, внешний – и приложиться головой обо что-нибудь твердое. Да так, чтоб отключиться ненадолго.
- И что? – Гарри почувствовал, как судорожно напряглись пальцы Гермионы на его руке.
- Опасаюсь, что снять эту пакость с шеи уже не удалось бы. Прирастёт намертво. Какие-нибудь сутки, неделя, и ты уже не ты, а некто другой! А ты говоришь: шестнадцать лет, - невесело усмехнувшись, закончил Годрик.
- Крестраж слишком хорошо чувствует любую незащищенность, - пояснила Ровена. - Младенец, в котором даже сознание до конца не сформировано, не смог бы долго противостоять влиянию безжалостного пришельца. Ничто, которое хочет стать всем, всегда ведет себя крайне агрессивно.
- А если меня уберегла защита, данная матерью? – спросил Гарри с вызовом. – Чары Лили в моей крови - очень древняя магия. Вы же сами сказали, - пробормотал Гарри, наткнувшись на холодную усмешку Слизерина.
- А что, простите, забыл неприкаянный кусок души в теле младенца, где ему ничего не светит? – спросил Салазар, не скрывая иронии.
- Ну... – затянул Гарри, пожав плечами. – Может, он не знал?
- И боли не почувствовал, – Салазар демонстративно глубоко вздохнул. – Все чувства отшибло у бедняги, еле помнил себя от ужаса!
- Где уж тут соображать, куда прешь?! – полушутливо прогудел Годрик.
- А что? – запротестовал Гарри. – Возможно, так и было! Дамблдор говорил, что Темный Лорд сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершил эти неслыханные злодейства - одно за другим. Он и вправду уже мало что мог чувствовать.
- Только не боль! – резко осадил Слизерин. – Боль чувствуют всё живое!
- Особенно боль, несовместимую с жизнью! – с жаром добавил Годрик.
- А может, он сначала проскользнул в меня, а потом что-то не то почувствовал? – спросил Гарри, но уже без прежней уверенности.
- То есть успел намертво втереться в душу, и только потом почуял, что пятки жжёт? Продолжайте, юноша, продолжайте, - благостно проговорил Годрик, поглаживая сладко мурлычущую под его рукой Шляпу. – Право, тысячу лет не слышал ничего, более занятного.
- И главное, - подчеркнуто цинично начал Салазар, - у человека твёрдая уверенность, что выживший в невероятно агрессивной для него среде осколок нигде больше жить не сможет.
- А может этот осколок, освободившись, полетел обратно к Тому? – заявил вконец растерявшийся Гарри.
- Самовольно оставил фланг и направился в тыл? – переспросил Годрик. – Нет, он не мог так поступить! Ему было доверено держать оборону... Тьфу, душу на привязи, а он оказался таким неблагонадёжным! Осуждаю.
Годрик неодобрительно покачал головой.
- Так может, он не мог не вернуться к Лорду? Может, его туда притянуло, как магнитом.
- Семнадцать лет назад не притянуло, а тут вдруг притянуло? – крайне изумлённый тон, взятый Годриком, грозил поставить на версии Гарри жирный крест.
- Так ведь его душа тогда разбилась вдребезги...
– И тогда он решился раскаяться, и долго летал над Землёй, неустанно собирая себя в одно целое... – напевно затянул Годрик, слегка подражая тону Гарри. – Святой человек!
Гарри почувствовал, что окончательно сбит с толку. Он растерянно смотрел то на основателей, то на Гермиону, и не находил слов.
- Да прекратите вы умничать, наконец! Не видите: у парня скоро крыша съедет!
Хельга, изловчившись, схватила со стола Шляпу и со злостью напялила её Годрику на голову, да так, что виден остался лишь кончик носа. Потом, не обращая внимания ни на кряхтение Шляпы, ни на возбужденное гудение её хозяина, Хельга подошла к краю холста.
– Гарри, мальчик мой, послушай, что я скажу тебе: Бог создал душу целой.
- И что? – Гарри не понял. – Разве её нельзя расколоть?
- Расколоть можно, но, ни как вазу или чашу. Оторванный кусок души не может жить сам по себе, вне единого целого. Да что я говорю?! – воскликнула Хельга. - Он и отделиться-то не может самостоятельно. Душа есть...
Хельга на секунду задумалась, подыскивая нужное определение, но не найдя подходящего слова, взглядом обратилась за помощью к Слизерину.
Салазар, почтительно кивнув даме, заговорил неторопливо и степенно.
- Душа есть субстанция не материальная, а сугубо энергетическая: сгусток высокоорганизованной энергии, который может полноценно существовать исключительно в целом виде. Даже растянутая на семь частей душа остаётся целой, и только поэтому волшебник, создавший крестраж, обретает пресловутое бессмертие.
Кусочки души, помещенные в крестраж, де-факто, ещё являются частью единого. Но ты представить не можешь, что стоит наколдовать надежное вместилище для этих кусочков! Всполох энергии – почти ничто. Всё, начиная от выбора предмета, имеет значение: только значимые для хозяина души вещи и ничего другого! И хранить «якорь» абы где нельзя: только в особых местах, где раньше уже творилось волшебство, и откуда он может тянуть в себя магическую энергию. Ведь им предстоит лежать там вечность!
Но даже это не главное! – со значением проговорил Салазар, пристально глядя на Гарри. – Ты думаешь, это так легко – отделить часть от целого, если речь идёт о душе? Душа, даже будучи многократно расколотой и даже - как тут заметили - разбитой вдребезги, тем не менее, продолжает сохранять свою целостность.
Убийство, строго говоря, не раскалывает душу, а нарушает её стабильность. Далее следует вытянуть энергетическую субстанцию в тонкую нить.
На крестражи накладывают сильнейшие ограждающие заклинания – необратимые, их уже не снять обычным колдовством с волшебной палочкой. Основная часть души даже чувствовать их перестаёт: как руку жгутом перевязать - через некоторое время пальцы оцепенеют и потеряют чувствительность. Это делается для того, чтобы как-то удержать «якорь» на почтительном расстоянии от основного куска. В противном случае всё быстро вернётся на место. А расколотый бладжером череп и шрам, который постоянно кровоточит, - Салазар криво усмехнулся, - никак не тянут на что-либо серьёзное.
- Выходит, душа, сама собой развалившаяся на куски – это миф? – подала голос Гермиона.
Салазар ненадолго задумался.
- Ну, как сказать... Если от неё уже многое откромсали, душа теряет устойчивость, становится хрупкой. Вернее, сгусток энергии теряет первоначальную концентрацию, становится нестабильным и может, в конце концов, рассыпаться от перенапряжения. Но это означает ни что иное, как смерть души. Такой душе уже ни к чему никакие «якоря», - Салазар ухмыльнулся.
- Разве душа не бессмертна? – пораженно спросил Гарри.
- Разве вам, юноша, никогда не приходилось сталкиваться с дементорами? – Салазар задал встречный вопрос.
Не дождавшись ответа, заговорил:
- Угли, собранные вместе, дают жаркое пламя. Но если их бездумно раскидывать по сторонам, то рано или поздно огонь погаснет. Ему не хватит внутреннего тепла, чтобы поддерживать себя, и всё, что раньше горело, превратится в труху.
- А разве к тому Хэллоуину большая часть крестражей уже была уничтожена? – внезапно поинтересовался Годрик.
- Нет, - быстро ответил Гарри. – Все были целы, до единого.
- Более того, Темный Лорд создал ещё один после того, как обрёл новое тело, - подсказала Гермиона.
- Ещё один, шестой? – переспросил Салазар. – Или якобы седьмой?
Гарри и Гермиона одновременно кивнули.
- Тогда не о чем говорить! – решительно заключил Салазар. – Не было никакой вдребезги разбитой души, никаких осколков, никаких самосоздающихся крестражей. Соберите с ушей лапшу, юноша, и спокойно живите дальше.
- Но как же тогда объяснить парселтанг, которым я владею? – растерянно спросил Гарри, наблюдая, как великий волшебник крутит медальон в руках.
- У меня есть одна версия, - степенно произнёс Салазар, внимательно оглядывая собравшихся. – Но, учитывая информацию о последнем крестраже, ничего определенного утверждать не могу.
- Да выкладывай, чего там! – потребовал Годрик.
Установилась звенящая тишина.
- Душа некоего темного мага действительно разбилась вдребезги, и нечто осколочное действительно коснулось ребенка, - медленно проговорил Салазар.
- И? – Годрик нетерпеливо застучал пальцами по столу.
- И умерло, соприкоснувшись с чарами, наведенными матерью, защищающей своё дитя.
- Но если оно умерло, то, как же тогда я понимаю парселтанг? – Гарри откровенно недоумевал и оторопело переводил взгляд с Салазара на Годрика.
- Остался отпечаток души, - пояснил Салазар. – Что-то вроде фантома или привидения. Вот он-то и живет в тебе, и дает тебе возможность понимать змеиный язык.
Признаюсь, это многое бы объяснило: мёртвое боли не чувствует. Характер ребёнка, правда, может основательно подпортить. Но это так, всего лишь предположения, и весьма зыбкие.
- Почему?
Гарри подумал, что наверняка со стороны выглядит жутким занудой со своими бесконечными вопросами.
- Потому что версия сама по себе фантастическая – призрак, возникший из ошметка души и живущий в чужом теле. Чтобы сделаться привидением, нужно быть хотя бы относительно целым. - Салазар слегка растянул губы в улыбке. – К примеру: вряд ли искалеченная душа вашего Тома способна создать призрак, не говоря уже об её осколке.
«Вашего Тома! - злорадно повторил Гарри про себя. – Не существовало бы вашего бесценного медальона, не возникло бы никакого нашего Тома!»
- Наконец, мы знаем, что спустя несколько лет был создан еще один крестраж, а значит, душа сохраняла свою устойчивость и никак не могла разбиться вдребезги, - спокойно закончил Салазар.
– Если только всё не произошло стремительно, быстро свыше всякой меры, - задумавшись, предположил Годрик. – Растрепалось немного, срикошетило в ребенка, не успев снова собраться в одно целое. В пределах пары-тройки футов...
- Нет, нет! – нетерпеливо перебила Гермиона, видимо испугавшись, что рассказала не всё. – Заклятие вернулось к Темному Лорду и ударило в него с такой силой, что половину дома снесло! Вряд ли мёртвое тело осталось лежать рядом с ребенком.
- Тогда моя версия бесповоротно отпадает, - решительно заключил Салазар.
- Так что же тогда со мной? – пробормотал Гарри, уже ни к кому не обращаясь конкретно.
- Не знаем, - ответила за всех Ровена. – Обратись к целителям, может быть, они найдут причину.
- К примеру, я стал понимать русалочий язык, когда меня здорово покусали лесные гномы, - лукаво подмигнув, сказал Годрик.
Лениво покинув кресло, он направился к Хельге, на ходу приговаривая:
– А что? Я от них тогда еле вырвался: цепкие, сволочи, зубастые! И бегом к озеру. А там русалки... Поют. И такая кругом красота!..
Хельга, сердито надувшись, с силой наступила размечтавшемуся рыцарю на ногу. Тот ойкнул и, с укором взглянув на обидчицу, захромал обратно.
- Ты хоть понимаешь, что у русалок ног нет, женщина? – недовольно буркнул Годрик, усевшись, наконец, в кресло. – Соответственно, между ног тоже ничего не доступно.
- Зато языки не в меру длинные, - сердито проворчала Хельга.
- Это-то да... – мечтательно протянул Годрик и тут же схлопотал от Хельги новый удар по макушке. На этот раз ей под руку подвернулась какая-то книга.
- Во имя штанов Мерлина! – взмолился Годрик, пытаясь отгородиться от обидчицы руками. Но не смог: Хельга продолжала наступать.
Тогда Годрик, схватив Шляпу, вскочил с кресла и с криком: «Ушел, скрылся, спасся, бежал!» рванул на другую половину картины. Волшебница последовала за ним.
- Vae victis, - Салазар беззлобно усмехнулся вслед разгорячившейся парочке. – «Горе побеждённому». Мой друг всегда цитирует Цицерона, когда его достают.
- Просто у них вечная юность, - сказала Ровена, улыбнувшись как-то по-особенному светло.
- О, да! Тысячелетней выдержки.
Неразборчивые возгласы Хельги и Годрика с каждым мгновеньем теряли свою силу и, наконец, смолкли совсем. Судя по всему, Салазар и Ровена привыкли к подобным сценам и не испытывали замешательства. Напротив, глаза Салазара, ещё недавно казавшиеся безнадежно тёмными и колючими, как будто посветлели; взгляд стал мягче и добрее, а на губах заиграла лёгкая улыбка. Ровена подошла к нему и встала рядом. Их руки встретились.
Атмосфера в комнате заметно изменилась, стала более дружественной. Гарри уже не чувствовал прежнего смущения, когда каждое несказанное слово приходилось буквально стаскивать с языка.
- А почему волшебники всё время вспоминают штаны Мерлина? – спросила вдруг Гермиона, видимо почувствовав общее настроение.
- Потому что это были поистине великие кальсоны, - невозмутимо ответил Салазар. – В наше время каждый волшебник мечтал надеть их хотя бы раз в жизни.
Гарри показалось, что чародей ему подмигнул, и как-то странно, двусмысленно.
Он хотел расспросить о легендарных штанах подробнее, но затормозил, увидев отчаянно краснеющую Гермиону. Салазар смеялся открыто и нескромно, явно наслаждаясь их оторопелым видом. Лицо Ровены тоже лучилось улыбкой. Гарри непроизвольно отвел руку за спину: взоры обоих чародеев чересчур откровенно упирались в кольцо на его руке.
- Славная вещь – эти кальсоны! Хочешь, подскажу, где найти? – интригующе прошипел Салазар, неожиданно обратившись к Гарри на «ты» и тем самым ещё больше сократив расстояние между ними.
- Хочу, - чего теряться, раз предлагают.
- Ночью, когда месяц в фазе одна четверть, прогуляйся по восьмому этажу. Только думать надо о мерлиновых подштанниках и ни о чем другом!
Гарри весело рассмеялся.
- Здорово! – воскликнул он, заметив на лице Салазара тень разочарования. – В смысле, спасибо! Попросить у Выручай-комнаты знаменитые мерлиновы подштанники я вряд ли бы догадался. Гермиона, что скажешь? Стоит попробовать?
Но девушка смотрела на Гарри с недоумением, явно не понимая смысла разговора.
- Я что, опять говорю на змеином языке? – удивленно спросил Гарри, переводя взгляд с Гермионы на Салазара.
- Ты не замечаешь, как переходишь на парселтанг?!
- Нет, не замечаю. Это как-то само происходит, помимо моей воли.
Гарри старался говорить спокойно, хотя потрясенный возглас Салазара немало озадачил. Шестое чувство подсказывало, что ничего хорошего в этом нет: если именитый чародей не считает нужным скрывать своего изумления, то дело нечисто.
- То есть ты не прикладываешь никаких усилий, чтобы понять услышанное и ответить?
- Нет, никаких, - ответил Гарри. - А разве вам приходится делать усилие над собой, разговаривая на парселтанге?
- Мне? Разумеется - нет. Но я змееуст от рождения. Мне приходится напрягаться, когда веду беседу на английском. С португальским значительно проще, но этот язык я знаю с детства. Второй родной язык...
Голос Салазара сошел на нет. Волшебник задумался.
- Хммм... – произнес чародей минуты три спустя. – Нет, все те люди из числа моих кузенов, на которых я проверял действие медальона, прекрасно отдавали себе отчёт в том, на каком языке они говорят и слышат. Им приходилось работать мозгами, чтобы переключить мысли с одного на другое.
- А мне что, не приходится шевелить мозгами? – Гарри даже слегка оскорбился.
- По-видимому, нет. Живёте на готовеньком! - Салазар как-то не в меру мрачно ухмыльнулся.
Гарри почувствовал, как внутри у него всё сжимается. Боже, неужели в нём по-прежнему сидит чёртов паразит? Неужели Дамблдор был прав?
- На каком языке я говорю сейчас? – внезапно спросил Салазар, устремив на Гарри пристальный взгляд.
- На обычном, - быстро ответил Гарри, хотя не отдавал себе отчета, что следует понимать под обыкновенным языком.
- А сейчас? – Салазар не спускал глаз с Гарри.
- Тоже.
- Тоже на обычном?
- Ну... да, - протянул Гарри уже без всякой уверенности.
- Поразительно! – воскликнул Салазар. – Ты переходил с парселтанга на английский, даже не замечая этого, но каждый раз отвечал на том языке, на котором был задан вопрос. Это всегда так происходит с тобой?
Гарри уже собирался кивнуть утвердительно, но, припомнив нечто важное, резко замотал головой.
- Нет, нет! – запротестовал он. – Когда я открывал Тайную комнату, у меня сначала ничего не получалось. Мне пришлось усилием воли заставить себя верить, что она живая!
- Кто живая? – спросил Салазар, словно не понимая, о чем речь.
- Змейка, нацарапанная на медном кране.
Салазар смотрел на него с растущим недоумением. Гарри слегка опешил: неужели Слизерин не помнит, где оставил вход в Тайную комнату?
- Медный кран над раковиной в туалете плаксы Миртл, - тихо проговорил Гарри. – С виду ничем не примечательный, кроме того, что он никогда не работал.
- А также, кроме того, что это – медный кран, - едко заметил Салазар.
- А какая разница, из чего он сделан: из меди или... – Гарри остановился, не зная, что говорить.
Салазар, устало вздохнув, взглядом обратился к Ровене:
- Дорогая, объясни молодому человеку.
- Первые медные трубы появились в семнадцатом веке. Первые краны ещё на два века позже.
Гарри перевёл взгляд на Гермиону. Та с силой закивала, подтверждая слова Ровены.
- А до того были ночные горшки, - вставил Салазар одновременно и грубо, и насмешливо. – Выручай-комната до сих пор предлагает ночные горшки тому, кто проходит мимо с переполненным мочевым пузырём. Дамблдор неоднократно жаловался на отсутствие прогресса.
- Но кто же тогда выгравировал змейку и заколдовал кран? – изумленно спросил Гарри, пропустив мимо ушей замечание о горшках.
Он посмотрел на Гермиону в поисках ответа, но потерпел неудачу. Лучшая ученица Хогвартса, в которой за годы учебы намертво укоренилась привычка отвечать на вопросы, пребывала в глубокой задумчивости.
- Во всяком случае, не я, - жестко ответил Салазар. – Мне незачем смотреть на змею и представлять её живой, чтобы заговорить на парселтанге. Может быть, этот ваш тёмный змееуст? Или кто-нибудь до него.
Гарри услышал, как судорожно перевела дух Гермиона. Он и сам почувствовал себя спокойнее, переложив ещё одно злодейство на Тома. До времени. Думать сейчас ещё и о медных трубах не хватало мозгов.
- Займёмся Поттером, - строго сказал Салазар. Не дожидаясь ответа, обратился к Гарри: – Скажи-ка нам что-нибудь на языке змей!
- Что именно?
Гарри начал испытывать беспокойство. Он произносил только одно слово: «Откройся!», разговаривая с нарисованной змеёй.
- «Нет ничего превыше истины, и она восторжествует». Переведи! – потребовал Салазар.
Глаза Гарри отчаянно забегали по комнате в поисках какой-нибудь змеи, но свой медальон Слизерин предусмотрительно убрал подальше. Тогда Гарри прикрыл глаза, силясь нарисовать змею в своём воображении, но, как назло, от волнения никак не мог сосредоточиться. Минуты бежали одна за другой, и он даже уже почти собрался с мыслями, когда голос Салазара оборвал все старания.
- Нет смысла дальше напрягать мозги, юноша! Думать на парселтанге самостоятельно вам не дано. Это совершенно ясно.
- А как же я тогда говорю на нём? – удивился Гарри.
- Кто-то вам помогает, - Салазар, вяло усмехнувшись, развёл руками. – Включает ваши мозги, реагируя на внешний раздражитель, но пропускает мимо обычную человеческую речь.
- Я сейчас пытался представить змею, - возразил Гарри.
- То есть растормошить того, кто должен потрудиться над вашими мозгами? - Салазар строго прищурился.
- Ну... – бессильно протянул Гарри, сердцем чувствуя правоту слов Слизерина.
- Что, ну? – допытывался Салазар.
- Да, - обречённо ответил Гарри.
Он опустил глаза к полу и прикрыл веки: не хотелось смотреть на мир. На душе у него опять похолодело, теперь уже безнадёжно. За прошедший месяц он столько раз возвращался от надежды к отчаянию, что дико устал от самих метаний. В каком-то смысле это было хуже смерти, потому что смерть – это хоть и страшная, но конечная точка. А его теперешнее существование... Господи, ну хоть бы какая-нибудь определенность! Или - или?
Гермиона робко коснулась его руки, но от её прикосновения стало ещё беспокойнее. Похолодевшие руки девушки дрожали. Гарри взглянул на подругу: её точно немного знобило, она смотрела на него с отчаянием и сочувствием, будучи не в силах скрыть своего смятения.
Гарри вмиг пожалел, что затеял весь этот разговор о парселтанге. Нужно было воспользоваться Думосбросом, извиниться и уйти. И ещё десять дней жить, не думая о скорой кончине, наслаждаясь каждым мгновеньем жизни.
Надо бы как-нибудь утешить... Гарри вдруг отчетливо осознал, что, расставаясь с Джинни, мысленно прощаясь с ней на опушке леса, вспоминая о вкусе её губ за мгновенье до смерти, он никогда не спрашивал себя: «А что будет с ней, когда меня не будет рядом?».
По-настоящему волновало лишь то, как Джинни воспримет его решение, вне всяких сомнений, правильное и благородное. А там дальше... – её проблемы. Переживёт как-нибудь. Чем Гарри Поттер отличается от Дина Томаса? Целуется как-то по-особенному? Вряд ли.
Сейчас он не знал, что сказать: у самого голова шла кругом. Беспомощный, как последний идиот, а ещё Повелитель Смерти... Ну, конечно! Как он раньше не подумал?
Взяв обе руки Гермионы в свои руки, и надежно сжав её ледяные пальчики, Гарри тихо прошептал:
- Я вернусь. Честно.
- Только не забудьте дать этому шалопаю хороших плетей, когда вернется! – Салазар бесцеремонно встрял в разговор. – Думаю, для начала штук десять...
Гарри и Гермиона одновременно повернулись к портрету.
- Что? Что я пропустил? – раздалось с другой стороны картины. – Мой факультет в моё отсутствие успел задолжать тебе десять плетей?
Вскоре Годрик появился сам и вопросительно уставился сначала на Слизерина, потом на Гарри с Гермионой.
Наверное, страх друг за друга ещё читался на их лицах, так что Годрик, слегка помрачнев, присвистнул.
- Десять плетей он не переживёт... Пожалей его печальную задницу, Салазар! На её долю итак уже выпало немало.
- А всё оттого, что эта задница плетей не пробовала, - желчно отвесил Слизерин.
- Но за что? – встрепенулась Гермиона.
Странно: как будто и в самом деле беспокоится о наказании. Кто же всерьёз собирается бить плетьми Гарри Поттера?
- Как можно, прожив столько лет в магическом мире, не уяснить, что грань между живым и мёртвым весьма расплывчата! – с возмущением сказал Салазар. – Привидения, они ещё живы или уже мертвы?
- Могут или не могут призраки служить «якорем»? – с вызовом, граничащим с наглостью, Гарри задал животрепещущий вопрос вместо ответа. Потому что до смерти устал от неопределенности. Как говорил Безголовый Ник: «Я ни тут, ни там...»
- Двадцать плетей! – рявкнул Салазар. – За неучтивость и невежество!
- Прошу прощения, милорд, - угрюмо пробормотал Гарри. На сердце у него было так скверно, что мысли друг с другом не складывались.
- Призраки удерживают душу уже за пределами земного мира, Гарри, - произнесла Гермиона сдавленным голосом. – Прости, совсем в голове перепуталось... Но откуда там было взяться призраку?
- В тех условиях, что вы описали, действительно – неоткуда! – жестко подтвердил Салазар.
- Тогда о чём говорить? – Гермиона слабо хмыкнула.
Повисла тишина. Салазар медлил с ответом. Но у Гарри исподволь засосало под ложечкой от неумолимого предчувствия. Интуиция – верное ему шестое чувство – подсказывала, что сейчас он наконец-то нащупает нить правды.
- «Авада Кедавра» оставляет после себя тень жертвы, которая сохраняет внешность и характер убитого человека. Вне зависимости, являлся он волшебником или маглом.
- Где? – нетерпеливо спросила Гермиона, едва Салазар закончил.
- В волшебной палочке убийцы.
На мгновенье, показавшееся Гарри вечностью, всё замерло. Потом его сердце сделало один удар, второй, третий... И вдруг забилось в бешеном темпе, начиная жизнь заново.
Исключительно потому, что мои читатели ждут ответа на последний вопрос из предыдущей главы: кто же живёт в Гарькином шраме?
Выкладываю небеченую главу от слова "совсем". Правда я её сама вычитывала-правила три дня подряд и много, но всё равно с надеждой жду тапок.
Где, что не так - говорите, не стесняйтесь.
Глава 76. «ПРИОРИ ИНКАНТАТЕМ»
- Ты ещё не рассказал, как добровольно подставил себя под вторую «Аваду», и она каким-то образом вырезала из твоего лба то, что туда якобы проскользнуло и прилипло на целых шестнадцать лет.
Гермиона обращалась к Гарри, но говорила достаточно громко - наверняка нарочно. Её услышали. Веселье, поперхнувшись новостью, мгновенно смолкло, и основатели - все четверо – уставились на Гарри в недоумении. Улыбки с лиц исчезли.
читать дальше- И как же тебе удалось остаться в живых во второй раз? – спросил Годрик не в шутку, но таким тоном, словно за всю свою жизнь ничего занятнее не встречал.
- Ну, я это... потом вернулся назад. Оттуда.
Гарри решил, что так будет лучше: рассказывать всё «от и до» пришлось бы долго.
На него смотрели с растущим недоверием, отставив в сторону всё: и шитьё, и книги и реликвии.
- Не смешно, - ёмко и значимо произнес Слизерин, выразив короткой фразой общий настрой.
- Я говорю правду, - возразил Гарри.
- Юноша, а вы уверены в том, что были мертвы? – не без шпильки уточнил Салазар. – Разумеется, не совсем, а так, немного?
- Говори прямо: сердце стучало? – вставил Годрик, как обычно, не церемонясь.
Гарри вдруг почувствовал, что ради выяснения истины готов отвечать, как в суде: правду и ничего, кроме правды.
- Не знаю.
Вот так. Поскольку остался в неведении, что же происходило с его телом, когда душа находилась на Кинг-Кросс.
- Ну вот, уже проще! Так вот я тебе говорю, - рыцарь выставил вперед указательный палец, желая подчеркнуть значимость своих слов. - Ты не умирал. Ты был вполне живой.
- Почему вы так думаете?
В самом деле: откуда у Годрика такая уверенность?
- Всё просто, молодой человек: хорошая полноценная «Авада Кедавра» останавливает сердце навсегда. И не только сердце, но и дыхание, и саму жизнь. Вспышка смертоносного света мгновенно обрывает всё, что есть живого в теле, и уже ничто не сможет его вновь оживить. Никакая магия. Никакая внешняя сила. Никакое чудо.
- Понятно, сэр, - вежливо ответил Гарри.
Уже немало: хоть какая-то ясность. Слизерин скривил губы, услышав его «понятно», но Гарри пропускал это мимо себя. Пусть смеются! Ему учиться точно ещё не поздно.
Задним числом припомнились школьные уроки: Крауч тоже настаивал на том, что противодействия заклятию смерти нет. Всё сходится.
- А зачем тебе нужно было подставлять себя под «Аваду», да ещё добровольно? – озабоченно спросил Годрик.
- Чтобы уничтожить ту часть души Темного Лорда, которая жила во мне, - ответил Гарри. - Почти семнадцать лет, - добавил он, заметив на лице рыцаря откровенное недоумение.
Слизерин презрительно хмыкнул, уже не утруждая себя формальным соблюдением приличествующих манер, и уничижительно посмотрел на Гарри сверху вниз.
- Какое любопытное заклинание... – нарочито умно затянул Годрик, мельком переглянувшись с Салазаром. - Эта новая «Авада Кедавра» - мне нравится. Шрамы на лбу рисует, души со света убирает, крестражи уничтожает. Словом, нечто невероятное!
- Трансформировали? – сухо осведомился Салазар и неприлично зевнул, давая понять, что вполне способен отличать науку от шарлатанства. Шляпа, подражая волшебнику, тоже бесстыдно приоткрыла рот разок-другой.
По лицам собравшихся пробежали скептические усмешки, и все – включая старую Ветошь - чуть ли не ввинчивались глазами в Избранного. Гарри ощутил себя – глупее некуда.
- Сам, что ли, придумал? – прямой вопрос Годрик высказал предельно жестко. - Ты этот хитроумный способ уничтожения крестражей сам придумал?
- Нет, - быстро ответил Гарри, чувствовавший себя в высшей степени неуютно под суровым взглядом Годрика. - Мне сказали, что так... надо.
- Да неужели? – осклабился Слизерин, и мрачно прибавил: - Гордись, Гриффиндор - твой человек! Сначала совершаем... хм-ммм... подвиги, потом долго разгребаем то, что успели наворотить.
- Да не было у меня времени на раздумья в тот момент! – вскричал Гарри, чтобы хоть как-то объяснить свои действия.
А почему он должен оправдываться? Он ведь простой солдат, он сделал то, что предписал ему командир - более мудрый, более компетентный. По уровню знаний семнадцатилетний мальчишка и рядом не стоял с великим Дамблдором.
- Мне приказали, - тихо, но с достоинством сказал Гарри.
- Догадываюсь, кто приказал, - с легким сарказмом выдавил Годрик. – Не иначе, как обожаемый учитель?
- Может, лучше объясните, в чем учитель не прав? – не выдержал Гарри, которого стал раздражать беспредметный разговор. – Только конкретнее! Пожалуйста. Потому что я... э-э... плохо соображаю.
- Прекратите!
Ровена решительно выступила вперёд, заслонив собой Салазара. Гарри почувствовал некоторое облегчение: издевательски скучающий вид великого чародея и его характерная улыбочка немало досаждали.
Ровена - в отличие от обоих мужчин - заговорила дружелюбно.
- Гарри, «Авада Кедавра» никак не может повредить душе. Ничьей. Душа - она свободна, как птица! Мы думаем, что умираем, а на самом деле мы освобождаем свою душу. И если в ней нет ущерба, то она легко расстаётся с телом, как с временным пристанищем. Для высокоорганизованного разума смерть – очередное приключение.
Ровена с чувством повторила то, что Гарри уже однажды слышал от Дамблдора.
- Иное дело - жалкий ошмёток души, якобы живущий в твоём теле шестнадцать с лишним лет, - слегка помрачнев, продолжала Ровена. – Он-то как раз не может существовать самостоятельно, и он будет отчаянно цепляться за своё вместилище.
- Но когда я, - Гарри запнулся, не желая переводить стрелку на себя, - то есть тело, умрёт окончательно, то часть души, живущая в нем, уже наверняка погибнет. Осколок ведь намертво привязан к наколдованному месту. Разве не так?
- Боюсь, это не твой случай, Гарри, - ответила Ровена. – Что-то вселилось в тебя самостоятельно, без постороннего участия и надлежащего колдовства. Так, где уверенность, что подобное не повторится ещё раз?
- Так может такое раз в тысячу лет случается? – не сдавался Гарри.
- Тем более! – воскликнула Ровена, теряя терпение. - Откуда такая твердость, что чудо, однажды случившееся, не повторится вновь, коль скоро мы имеем дело с неуправляемой материей? Говорю не о тебе, а твоём учителе. Он что, наблюдал всё это невероятнейшее стихийное волшебство своими глазами?
Гарри молчал, не зная, что ответить. Мысль о том, что Дамблдор мог следить из-за кустов за ходом дела, показалась дикой. Однако при упоминании о Дамблдоре в голову пришла свежая идея.
- Значит, осколок чужой души всё-таки жил в моей душе и покинул моё тело вместе с ней. Так? – уточнил Гарри, стараясь не обращать на скептические улыбки. - Но по дороге отвалился, потому что я пошёл дальше, а он был привязан к земле, и...
- ...вернулся назад, в тело, - закончила Ровена.
- Почему?
- Потому что, как мы уже выяснили, брошенное тело оставалось живым и свободным.
- Свято место пусто не бывает, - степенно добавила Хельга.
- А он никак не мог самоликвидироваться? – с надеждой спросил Гарри.
- С какой такой печали? – вставила Хельга. – Если вместилище осталось целым?
- Но, возможно, он не мог жить самостоятельно, вне моей души?
- Зато вполне мог попытаться овладеть чужой душой, коль скоро вместилище оставалось нетронутым, - ответила Ровена.
- На самом деле в книге написано, что требуется нечто очень разрушительное, после чего крестраж уже не сможет восстановиться, - Гермиона вопросительно посмотрела на Ровену. - Выходит, реставрация возможна?
- О чем и речь! – подтвердила Ровена.
- Я не полноценный крестраж, я не мог восстановиться!
- возразил Гарри, чувствуя, однако, что всё больше запутывается.
- Тогда бы ты здесь не стоял, - Ровена усмехнулась. – Самое многое, что сделала с тобой «Авада Кедавра» - остановила твоё сердце. Но разум живёт ещё примерно четверть часа после последнего вздоха. И даже у маглов. Тело хранит в себе жизнь ещё дольше. Оно ведь болело?
- Болело.
- И в том месте, куда ударило заклятие?
- Да.
- Значит, плоть даже там не была умерщвлена. Мёртвое боли не чувствует.
- Так может быть она, - Гарри имел в виду плоть, - как-то заново воссоздалась?
- Отошла понемногу? – уточнила Ровена. – Ты почувствовал бы это не сразу, а спустя время.
- Но ведь «Авада Кедавра» останавливает жизнь в теле навсегда, - продолжал возражать Гарри, хотя чувствовал, что в голове полная каша.
Он уже не задумывался, насколько глупо и нелепо могут звучать его вопросы. Его цель - добраться до истины, а здесь все средства хороши!
- По всей видимости, заклинание оказалось слабым, - ответила Ровена. - Если прежнее тело оказалось пригодно для дальнейшей жизни, то следует признать, что оно восстановилось.
- Ну, вспомни, как ты однажды напоролся на клык василиска, Гарри! – не удержалась Гермиона.
- Если ваш противник не смог убить вас, то уничтожить обитающий в теле огрызок чужой души он и подавно не смог, - категорично сказала Ровена.
- Выходит: всё зря...
Гарри не спрашивал, он лишь тихо повторил ужасающую для себя правду. Не потому ли Дамблдор настаивал на его возвращении? Первоначальный план не сработал: Волан-де-Морт не смог убить Избранного Старшей палочкой, и тогда, чтобы огрызок души Темного Лорда не завладел освободившимся телом...
Гарри стало сильно не по себе: голова закружилась, а ноги словно утратили под собой опору. Он невольно пошатнулся. Если бы не Гермиона, крепко державшая его за руку, он бы наверняка упал.
- Да не спеши ты себя хоронить! – горячо заговорила Ровена, заметив посеревшее лицо Гарри.
- Вот именно! – подхватил Годрик. – Если бы ты имел несчастье познакомиться с каким-нибудь крестражем поближе, тебе бы и в голову не пришло подозревать в себе что-либо подобное.
- Почему? – тихо спросил Гарри, удивляясь беспомощности своего голоса.
- Потому что кусок души, сознавая свою неустойчивость, непременно будет стремиться овладеть другой, целой душой, чтобы обрести хоть какую-то стабильность. Однажды утром мальчик по имени Гарри Поттер попросту не проснулся бы. Боже, да что я говорю! – воскликнул Годрик. – Попробовал бы ты надеть настоящий крестраж на свою шею – не тот, что якобы существовал внутри тебя, а другой, внешний – и приложиться головой обо что-нибудь твердое. Да так, чтоб отключиться ненадолго.
- И что? – Гарри почувствовал, как судорожно напряглись пальцы Гермионы на его руке.
- Опасаюсь, что снять эту пакость с шеи уже не удалось бы. Прирастёт намертво. Какие-нибудь сутки, неделя, и ты уже не ты, а некто другой! А ты говоришь: шестнадцать лет, - невесело усмехнувшись, закончил Годрик.
- Крестраж слишком хорошо чувствует любую незащищенность, - пояснила Ровена. - Младенец, в котором даже сознание до конца не сформировано, не смог бы долго противостоять влиянию безжалостного пришельца. Ничто, которое хочет стать всем, всегда ведет себя крайне агрессивно.
- А если меня уберегла защита, данная матерью? – спросил Гарри с вызовом. – Чары Лили в моей крови - очень древняя магия. Вы же сами сказали, - пробормотал Гарри, наткнувшись на холодную усмешку Слизерина.
- А что, простите, забыл неприкаянный кусок души в теле младенца, где ему ничего не светит? – спросил Салазар, не скрывая иронии.
- Ну... – затянул Гарри, пожав плечами. – Может, он не знал?
- И боли не почувствовал, – Салазар демонстративно глубоко вздохнул. – Все чувства отшибло у бедняги, еле помнил себя от ужаса!
- Где уж тут соображать, куда прешь?! – полушутливо прогудел Годрик.
- А что? – запротестовал Гарри. – Возможно, так и было! Дамблдор говорил, что Темный Лорд сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершил эти неслыханные злодейства - одно за другим. Он и вправду уже мало что мог чувствовать.
- Только не боль! – резко осадил Слизерин. – Боль чувствуют всё живое!
- Особенно боль, несовместимую с жизнью! – с жаром добавил Годрик.
- А может, он сначала проскользнул в меня, а потом что-то не то почувствовал? – спросил Гарри, но уже без прежней уверенности.
- То есть успел намертво втереться в душу, и только потом почуял, что пятки жжёт? Продолжайте, юноша, продолжайте, - благостно проговорил Годрик, поглаживая сладко мурлычущую под его рукой Шляпу. – Право, тысячу лет не слышал ничего, более занятного.
- И главное, - подчеркнуто цинично начал Салазар, - у человека твёрдая уверенность, что выживший в невероятно агрессивной для него среде осколок нигде больше жить не сможет.
- А может этот осколок, освободившись, полетел обратно к Тому? – заявил вконец растерявшийся Гарри.
- Самовольно оставил фланг и направился в тыл? – переспросил Годрик. – Нет, он не мог так поступить! Ему было доверено держать оборону... Тьфу, душу на привязи, а он оказался таким неблагонадёжным! Осуждаю.
Годрик неодобрительно покачал головой.
- Так может, он не мог не вернуться к Лорду? Может, его туда притянуло, как магнитом.
- Семнадцать лет назад не притянуло, а тут вдруг притянуло? – крайне изумлённый тон, взятый Годриком, грозил поставить на версии Гарри жирный крест.
- Так ведь его душа тогда разбилась вдребезги...
– И тогда он решился раскаяться, и долго летал над Землёй, неустанно собирая себя в одно целое... – напевно затянул Годрик, слегка подражая тону Гарри. – Святой человек!
Гарри почувствовал, что окончательно сбит с толку. Он растерянно смотрел то на основателей, то на Гермиону, и не находил слов.
- Да прекратите вы умничать, наконец! Не видите: у парня скоро крыша съедет!
Хельга, изловчившись, схватила со стола Шляпу и со злостью напялила её Годрику на голову, да так, что виден остался лишь кончик носа. Потом, не обращая внимания ни на кряхтение Шляпы, ни на возбужденное гудение её хозяина, Хельга подошла к краю холста.
– Гарри, мальчик мой, послушай, что я скажу тебе: Бог создал душу целой.
- И что? – Гарри не понял. – Разве её нельзя расколоть?
- Расколоть можно, но, ни как вазу или чашу. Оторванный кусок души не может жить сам по себе, вне единого целого. Да что я говорю?! – воскликнула Хельга. - Он и отделиться-то не может самостоятельно. Душа есть...
Хельга на секунду задумалась, подыскивая нужное определение, но не найдя подходящего слова, взглядом обратилась за помощью к Слизерину.
Салазар, почтительно кивнув даме, заговорил неторопливо и степенно.
- Душа есть субстанция не материальная, а сугубо энергетическая: сгусток высокоорганизованной энергии, который может полноценно существовать исключительно в целом виде. Даже растянутая на семь частей душа остаётся целой, и только поэтому волшебник, создавший крестраж, обретает пресловутое бессмертие.
Кусочки души, помещенные в крестраж, де-факто, ещё являются частью единого. Но ты представить не можешь, что стоит наколдовать надежное вместилище для этих кусочков! Всполох энергии – почти ничто. Всё, начиная от выбора предмета, имеет значение: только значимые для хозяина души вещи и ничего другого! И хранить «якорь» абы где нельзя: только в особых местах, где раньше уже творилось волшебство, и откуда он может тянуть в себя магическую энергию. Ведь им предстоит лежать там вечность!
Но даже это не главное! – со значением проговорил Салазар, пристально глядя на Гарри. – Ты думаешь, это так легко – отделить часть от целого, если речь идёт о душе? Душа, даже будучи многократно расколотой и даже - как тут заметили - разбитой вдребезги, тем не менее, продолжает сохранять свою целостность.
Убийство, строго говоря, не раскалывает душу, а нарушает её стабильность. Далее следует вытянуть энергетическую субстанцию в тонкую нить.
На крестражи накладывают сильнейшие ограждающие заклинания – необратимые, их уже не снять обычным колдовством с волшебной палочкой. Основная часть души даже чувствовать их перестаёт: как руку жгутом перевязать - через некоторое время пальцы оцепенеют и потеряют чувствительность. Это делается для того, чтобы как-то удержать «якорь» на почтительном расстоянии от основного куска. В противном случае всё быстро вернётся на место. А расколотый бладжером череп и шрам, который постоянно кровоточит, - Салазар криво усмехнулся, - никак не тянут на что-либо серьёзное.
- Выходит, душа, сама собой развалившаяся на куски – это миф? – подала голос Гермиона.
Салазар ненадолго задумался.
- Ну, как сказать... Если от неё уже многое откромсали, душа теряет устойчивость, становится хрупкой. Вернее, сгусток энергии теряет первоначальную концентрацию, становится нестабильным и может, в конце концов, рассыпаться от перенапряжения. Но это означает ни что иное, как смерть души. Такой душе уже ни к чему никакие «якоря», - Салазар ухмыльнулся.
- Разве душа не бессмертна? – пораженно спросил Гарри.
- Разве вам, юноша, никогда не приходилось сталкиваться с дементорами? – Салазар задал встречный вопрос.
Не дождавшись ответа, заговорил:
- Угли, собранные вместе, дают жаркое пламя. Но если их бездумно раскидывать по сторонам, то рано или поздно огонь погаснет. Ему не хватит внутреннего тепла, чтобы поддерживать себя, и всё, что раньше горело, превратится в труху.
- А разве к тому Хэллоуину большая часть крестражей уже была уничтожена? – внезапно поинтересовался Годрик.
- Нет, - быстро ответил Гарри. – Все были целы, до единого.
- Более того, Темный Лорд создал ещё один после того, как обрёл новое тело, - подсказала Гермиона.
- Ещё один, шестой? – переспросил Салазар. – Или якобы седьмой?
Гарри и Гермиона одновременно кивнули.
- Тогда не о чем говорить! – решительно заключил Салазар. – Не было никакой вдребезги разбитой души, никаких осколков, никаких самосоздающихся крестражей. Соберите с ушей лапшу, юноша, и спокойно живите дальше.
- Но как же тогда объяснить парселтанг, которым я владею? – растерянно спросил Гарри, наблюдая, как великий волшебник крутит медальон в руках.
- У меня есть одна версия, - степенно произнёс Салазар, внимательно оглядывая собравшихся. – Но, учитывая информацию о последнем крестраже, ничего определенного утверждать не могу.
- Да выкладывай, чего там! – потребовал Годрик.
Установилась звенящая тишина.
- Душа некоего темного мага действительно разбилась вдребезги, и нечто осколочное действительно коснулось ребенка, - медленно проговорил Салазар.
- И? – Годрик нетерпеливо застучал пальцами по столу.
- И умерло, соприкоснувшись с чарами, наведенными матерью, защищающей своё дитя.
- Но если оно умерло, то, как же тогда я понимаю парселтанг? – Гарри откровенно недоумевал и оторопело переводил взгляд с Салазара на Годрика.
- Остался отпечаток души, - пояснил Салазар. – Что-то вроде фантома или привидения. Вот он-то и живет в тебе, и дает тебе возможность понимать змеиный язык.
Признаюсь, это многое бы объяснило: мёртвое боли не чувствует. Характер ребёнка, правда, может основательно подпортить. Но это так, всего лишь предположения, и весьма зыбкие.
- Почему?
Гарри подумал, что наверняка со стороны выглядит жутким занудой со своими бесконечными вопросами.
- Потому что версия сама по себе фантастическая – призрак, возникший из ошметка души и живущий в чужом теле. Чтобы сделаться привидением, нужно быть хотя бы относительно целым. - Салазар слегка растянул губы в улыбке. – К примеру: вряд ли искалеченная душа вашего Тома способна создать призрак, не говоря уже об её осколке.
«Вашего Тома! - злорадно повторил Гарри про себя. – Не существовало бы вашего бесценного медальона, не возникло бы никакого нашего Тома!»
- Наконец, мы знаем, что спустя несколько лет был создан еще один крестраж, а значит, душа сохраняла свою устойчивость и никак не могла разбиться вдребезги, - спокойно закончил Салазар.
– Если только всё не произошло стремительно, быстро свыше всякой меры, - задумавшись, предположил Годрик. – Растрепалось немного, срикошетило в ребенка, не успев снова собраться в одно целое. В пределах пары-тройки футов...
- Нет, нет! – нетерпеливо перебила Гермиона, видимо испугавшись, что рассказала не всё. – Заклятие вернулось к Темному Лорду и ударило в него с такой силой, что половину дома снесло! Вряд ли мёртвое тело осталось лежать рядом с ребенком.
- Тогда моя версия бесповоротно отпадает, - решительно заключил Салазар.
- Так что же тогда со мной? – пробормотал Гарри, уже ни к кому не обращаясь конкретно.
- Не знаем, - ответила за всех Ровена. – Обратись к целителям, может быть, они найдут причину.
- К примеру, я стал понимать русалочий язык, когда меня здорово покусали лесные гномы, - лукаво подмигнув, сказал Годрик.
Лениво покинув кресло, он направился к Хельге, на ходу приговаривая:
– А что? Я от них тогда еле вырвался: цепкие, сволочи, зубастые! И бегом к озеру. А там русалки... Поют. И такая кругом красота!..
Хельга, сердито надувшись, с силой наступила размечтавшемуся рыцарю на ногу. Тот ойкнул и, с укором взглянув на обидчицу, захромал обратно.
- Ты хоть понимаешь, что у русалок ног нет, женщина? – недовольно буркнул Годрик, усевшись, наконец, в кресло. – Соответственно, между ног тоже ничего не доступно.
- Зато языки не в меру длинные, - сердито проворчала Хельга.
- Это-то да... – мечтательно протянул Годрик и тут же схлопотал от Хельги новый удар по макушке. На этот раз ей под руку подвернулась какая-то книга.
- Во имя штанов Мерлина! – взмолился Годрик, пытаясь отгородиться от обидчицы руками. Но не смог: Хельга продолжала наступать.
Тогда Годрик, схватив Шляпу, вскочил с кресла и с криком: «Ушел, скрылся, спасся, бежал!» рванул на другую половину картины. Волшебница последовала за ним.
- Vae victis, - Салазар беззлобно усмехнулся вслед разгорячившейся парочке. – «Горе побеждённому». Мой друг всегда цитирует Цицерона, когда его достают.
- Просто у них вечная юность, - сказала Ровена, улыбнувшись как-то по-особенному светло.
- О, да! Тысячелетней выдержки.
Неразборчивые возгласы Хельги и Годрика с каждым мгновеньем теряли свою силу и, наконец, смолкли совсем. Судя по всему, Салазар и Ровена привыкли к подобным сценам и не испытывали замешательства. Напротив, глаза Салазара, ещё недавно казавшиеся безнадежно тёмными и колючими, как будто посветлели; взгляд стал мягче и добрее, а на губах заиграла лёгкая улыбка. Ровена подошла к нему и встала рядом. Их руки встретились.
Атмосфера в комнате заметно изменилась, стала более дружественной. Гарри уже не чувствовал прежнего смущения, когда каждое несказанное слово приходилось буквально стаскивать с языка.
- А почему волшебники всё время вспоминают штаны Мерлина? – спросила вдруг Гермиона, видимо почувствовав общее настроение.
- Потому что это были поистине великие кальсоны, - невозмутимо ответил Салазар. – В наше время каждый волшебник мечтал надеть их хотя бы раз в жизни.
Гарри показалось, что чародей ему подмигнул, и как-то странно, двусмысленно.
Он хотел расспросить о легендарных штанах подробнее, но затормозил, увидев отчаянно краснеющую Гермиону. Салазар смеялся открыто и нескромно, явно наслаждаясь их оторопелым видом. Лицо Ровены тоже лучилось улыбкой. Гарри непроизвольно отвел руку за спину: взоры обоих чародеев чересчур откровенно упирались в кольцо на его руке.
- Славная вещь – эти кальсоны! Хочешь, подскажу, где найти? – интригующе прошипел Салазар, неожиданно обратившись к Гарри на «ты» и тем самым ещё больше сократив расстояние между ними.
- Хочу, - чего теряться, раз предлагают.
- Ночью, когда месяц в фазе одна четверть, прогуляйся по восьмому этажу. Только думать надо о мерлиновых подштанниках и ни о чем другом!
Гарри весело рассмеялся.
- Здорово! – воскликнул он, заметив на лице Салазара тень разочарования. – В смысле, спасибо! Попросить у Выручай-комнаты знаменитые мерлиновы подштанники я вряд ли бы догадался. Гермиона, что скажешь? Стоит попробовать?
Но девушка смотрела на Гарри с недоумением, явно не понимая смысла разговора.
- Я что, опять говорю на змеином языке? – удивленно спросил Гарри, переводя взгляд с Гермионы на Салазара.
- Ты не замечаешь, как переходишь на парселтанг?!
- Нет, не замечаю. Это как-то само происходит, помимо моей воли.
Гарри старался говорить спокойно, хотя потрясенный возглас Салазара немало озадачил. Шестое чувство подсказывало, что ничего хорошего в этом нет: если именитый чародей не считает нужным скрывать своего изумления, то дело нечисто.
- То есть ты не прикладываешь никаких усилий, чтобы понять услышанное и ответить?
- Нет, никаких, - ответил Гарри. - А разве вам приходится делать усилие над собой, разговаривая на парселтанге?
- Мне? Разумеется - нет. Но я змееуст от рождения. Мне приходится напрягаться, когда веду беседу на английском. С португальским значительно проще, но этот язык я знаю с детства. Второй родной язык...
Голос Салазара сошел на нет. Волшебник задумался.
- Хммм... – произнес чародей минуты три спустя. – Нет, все те люди из числа моих кузенов, на которых я проверял действие медальона, прекрасно отдавали себе отчёт в том, на каком языке они говорят и слышат. Им приходилось работать мозгами, чтобы переключить мысли с одного на другое.
- А мне что, не приходится шевелить мозгами? – Гарри даже слегка оскорбился.
- По-видимому, нет. Живёте на готовеньком! - Салазар как-то не в меру мрачно ухмыльнулся.
Гарри почувствовал, как внутри у него всё сжимается. Боже, неужели в нём по-прежнему сидит чёртов паразит? Неужели Дамблдор был прав?
- На каком языке я говорю сейчас? – внезапно спросил Салазар, устремив на Гарри пристальный взгляд.
- На обычном, - быстро ответил Гарри, хотя не отдавал себе отчета, что следует понимать под обыкновенным языком.
- А сейчас? – Салазар не спускал глаз с Гарри.
- Тоже.
- Тоже на обычном?
- Ну... да, - протянул Гарри уже без всякой уверенности.
- Поразительно! – воскликнул Салазар. – Ты переходил с парселтанга на английский, даже не замечая этого, но каждый раз отвечал на том языке, на котором был задан вопрос. Это всегда так происходит с тобой?
Гарри уже собирался кивнуть утвердительно, но, припомнив нечто важное, резко замотал головой.
- Нет, нет! – запротестовал он. – Когда я открывал Тайную комнату, у меня сначала ничего не получалось. Мне пришлось усилием воли заставить себя верить, что она живая!
- Кто живая? – спросил Салазар, словно не понимая, о чем речь.
- Змейка, нацарапанная на медном кране.
Салазар смотрел на него с растущим недоумением. Гарри слегка опешил: неужели Слизерин не помнит, где оставил вход в Тайную комнату?
- Медный кран над раковиной в туалете плаксы Миртл, - тихо проговорил Гарри. – С виду ничем не примечательный, кроме того, что он никогда не работал.
- А также, кроме того, что это – медный кран, - едко заметил Салазар.
- А какая разница, из чего он сделан: из меди или... – Гарри остановился, не зная, что говорить.
Салазар, устало вздохнув, взглядом обратился к Ровене:
- Дорогая, объясни молодому человеку.
- Первые медные трубы появились в семнадцатом веке. Первые краны ещё на два века позже.
Гарри перевёл взгляд на Гермиону. Та с силой закивала, подтверждая слова Ровены.
- А до того были ночные горшки, - вставил Салазар одновременно и грубо, и насмешливо. – Выручай-комната до сих пор предлагает ночные горшки тому, кто проходит мимо с переполненным мочевым пузырём. Дамблдор неоднократно жаловался на отсутствие прогресса.
- Но кто же тогда выгравировал змейку и заколдовал кран? – изумленно спросил Гарри, пропустив мимо ушей замечание о горшках.
Он посмотрел на Гермиону в поисках ответа, но потерпел неудачу. Лучшая ученица Хогвартса, в которой за годы учебы намертво укоренилась привычка отвечать на вопросы, пребывала в глубокой задумчивости.
- Во всяком случае, не я, - жестко ответил Салазар. – Мне незачем смотреть на змею и представлять её живой, чтобы заговорить на парселтанге. Может быть, этот ваш тёмный змееуст? Или кто-нибудь до него.
Гарри услышал, как судорожно перевела дух Гермиона. Он и сам почувствовал себя спокойнее, переложив ещё одно злодейство на Тома. До времени. Думать сейчас ещё и о медных трубах не хватало мозгов.
- Займёмся Поттером, - строго сказал Салазар. Не дожидаясь ответа, обратился к Гарри: – Скажи-ка нам что-нибудь на языке змей!
- Что именно?
Гарри начал испытывать беспокойство. Он произносил только одно слово: «Откройся!», разговаривая с нарисованной змеёй.
- «Нет ничего превыше истины, и она восторжествует». Переведи! – потребовал Салазар.
Глаза Гарри отчаянно забегали по комнате в поисках какой-нибудь змеи, но свой медальон Слизерин предусмотрительно убрал подальше. Тогда Гарри прикрыл глаза, силясь нарисовать змею в своём воображении, но, как назло, от волнения никак не мог сосредоточиться. Минуты бежали одна за другой, и он даже уже почти собрался с мыслями, когда голос Салазара оборвал все старания.
- Нет смысла дальше напрягать мозги, юноша! Думать на парселтанге самостоятельно вам не дано. Это совершенно ясно.
- А как же я тогда говорю на нём? – удивился Гарри.
- Кто-то вам помогает, - Салазар, вяло усмехнувшись, развёл руками. – Включает ваши мозги, реагируя на внешний раздражитель, но пропускает мимо обычную человеческую речь.
- Я сейчас пытался представить змею, - возразил Гарри.
- То есть растормошить того, кто должен потрудиться над вашими мозгами? - Салазар строго прищурился.
- Ну... – бессильно протянул Гарри, сердцем чувствуя правоту слов Слизерина.
- Что, ну? – допытывался Салазар.
- Да, - обречённо ответил Гарри.
Он опустил глаза к полу и прикрыл веки: не хотелось смотреть на мир. На душе у него опять похолодело, теперь уже безнадёжно. За прошедший месяц он столько раз возвращался от надежды к отчаянию, что дико устал от самих метаний. В каком-то смысле это было хуже смерти, потому что смерть – это хоть и страшная, но конечная точка. А его теперешнее существование... Господи, ну хоть бы какая-нибудь определенность! Или - или?
Гермиона робко коснулась его руки, но от её прикосновения стало ещё беспокойнее. Похолодевшие руки девушки дрожали. Гарри взглянул на подругу: её точно немного знобило, она смотрела на него с отчаянием и сочувствием, будучи не в силах скрыть своего смятения.
Гарри вмиг пожалел, что затеял весь этот разговор о парселтанге. Нужно было воспользоваться Думосбросом, извиниться и уйти. И ещё десять дней жить, не думая о скорой кончине, наслаждаясь каждым мгновеньем жизни.
Надо бы как-нибудь утешить... Гарри вдруг отчетливо осознал, что, расставаясь с Джинни, мысленно прощаясь с ней на опушке леса, вспоминая о вкусе её губ за мгновенье до смерти, он никогда не спрашивал себя: «А что будет с ней, когда меня не будет рядом?».
По-настоящему волновало лишь то, как Джинни воспримет его решение, вне всяких сомнений, правильное и благородное. А там дальше... – её проблемы. Переживёт как-нибудь. Чем Гарри Поттер отличается от Дина Томаса? Целуется как-то по-особенному? Вряд ли.
Сейчас он не знал, что сказать: у самого голова шла кругом. Беспомощный, как последний идиот, а ещё Повелитель Смерти... Ну, конечно! Как он раньше не подумал?
Взяв обе руки Гермионы в свои руки, и надежно сжав её ледяные пальчики, Гарри тихо прошептал:
- Я вернусь. Честно.
- Только не забудьте дать этому шалопаю хороших плетей, когда вернется! – Салазар бесцеремонно встрял в разговор. – Думаю, для начала штук десять...
Гарри и Гермиона одновременно повернулись к портрету.
- Что? Что я пропустил? – раздалось с другой стороны картины. – Мой факультет в моё отсутствие успел задолжать тебе десять плетей?
Вскоре Годрик появился сам и вопросительно уставился сначала на Слизерина, потом на Гарри с Гермионой.
Наверное, страх друг за друга ещё читался на их лицах, так что Годрик, слегка помрачнев, присвистнул.
- Десять плетей он не переживёт... Пожалей его печальную задницу, Салазар! На её долю итак уже выпало немало.
- А всё оттого, что эта задница плетей не пробовала, - желчно отвесил Слизерин.
- Но за что? – встрепенулась Гермиона.
Странно: как будто и в самом деле беспокоится о наказании. Кто же всерьёз собирается бить плетьми Гарри Поттера?
- Как можно, прожив столько лет в магическом мире, не уяснить, что грань между живым и мёртвым весьма расплывчата! – с возмущением сказал Салазар. – Привидения, они ещё живы или уже мертвы?
- Могут или не могут призраки служить «якорем»? – с вызовом, граничащим с наглостью, Гарри задал животрепещущий вопрос вместо ответа. Потому что до смерти устал от неопределенности. Как говорил Безголовый Ник: «Я ни тут, ни там...»
- Двадцать плетей! – рявкнул Салазар. – За неучтивость и невежество!
- Прошу прощения, милорд, - угрюмо пробормотал Гарри. На сердце у него было так скверно, что мысли друг с другом не складывались.
- Призраки удерживают душу уже за пределами земного мира, Гарри, - произнесла Гермиона сдавленным голосом. – Прости, совсем в голове перепуталось... Но откуда там было взяться призраку?
- В тех условиях, что вы описали, действительно – неоткуда! – жестко подтвердил Салазар.
- Тогда о чём говорить? – Гермиона слабо хмыкнула.
Повисла тишина. Салазар медлил с ответом. Но у Гарри исподволь засосало под ложечкой от неумолимого предчувствия. Интуиция – верное ему шестое чувство – подсказывала, что сейчас он наконец-то нащупает нить правды.
- «Авада Кедавра» оставляет после себя тень жертвы, которая сохраняет внешность и характер убитого человека. Вне зависимости, являлся он волшебником или маглом.
- Где? – нетерпеливо спросила Гермиона, едва Салазар закончил.
- В волшебной палочке убийцы.
На мгновенье, показавшееся Гарри вечностью, всё замерло. Потом его сердце сделало один удар, второй, третий... И вдруг забилось в бешеном темпе, начиная жизнь заново.
@темы: свежесмороженное
Оно и видно, что небеченая.
Глава интересная, но надо будет её завтра перечитать.
Мозголомки на ночь вредны =(
и вот до этого момента - Выходит: всё зря... ... я ничего не поняла, ни в зуб ногой.
Уважаемый гость!
Спасибо, что указали на ошибку!
Это действительно печально: грубая ошибка в названии.
Проблема в том, что моя бета сейчас занята другим конкурсом, а потом у неё (как и у меня) квартальный отчёт. Плюс ко всему, летом люди хотят отдыхать. Так что ждать, когда все будет приведено в норму, пришлось бы долго: недели три.
Но, должна признаться: вы меня усовестели, как никто!
Очень надеюсь, что в дальнейшем подобных ошибок не случится, а за эту прошу прощения
Знаете, так переживала весь день...
Извините ещё раз
Постараюсь объяснить.
Проблема в том, что в каноне нигде нет ни единого упоминания, что "Авада" каким-то образом действует на душу. Заклинание действует только на тело, а душа просто, сама по себе, покидает мертвое тело. Поэтому представление о том, что Старшая палочка вырезала из "того места", куда она попала (что так и осталось секретом :tooth
Фишка в том, что Гарри не умирал. Был вполне живой, только сознание потерял. А если умирал, то ненадолго (максимум: остановилось сердце и дышать перестал временно), и потом восстановился. Но если учесть, что "то место", куда попала "Авада" саднило, то я склоняюсь к тому, что не умирал совсем.
То есть вместилище крестража оставалось целым. А если вместилище остается целым, то и лордова осьмушка никуда не делась, осталась живой и на своем месте.
В книге сказано четко: Пока волшебное вместилище остается целым, скрытый в нем кусочек души может входить в тех, кто оказывается слишком близким к крестражу, и выходить из них.
Требуется нечто настолько разрушительное, что после него крестраж не сможет восстановиться. От яда василиска спасает только одно средство...
После Гарька не умирал, а если и умирал, то ненадолго и быстро восстановился, то и огрызок души Темного Лорда остался живым и на прежнем месте. Примерно так.
Но по дороге отвалился, потому что я пошёл дальше, а он был привязан к земле, и...
То, что осколок жил в душе Гарри - версия Дамблдора.
"Пошел дальше" - это Гарька имеет в виду, что после смерти он покинет земной мир и пойдет навстречу новым приключениям.
"он был привязан к земле" - вместе с основным куском души ТЛ (в данный момент всех держит Нагайна)
По идее, Гарька здесь уже сильно путается, потому что младенец под лавкой - это "матрица" души ТЛ. А раз "матрица" оказалась на Кинг-Кросс, то и ошметок души, живущий в Гарьке, вполне мог пропутешествовать на Кинг-Кросс вместе с Гарькиной душой и вместе с ней же вернуться обратно. Или отвалиться по дороге и вернуться в Гарькино тело, которое на тот момент было ещё живым и вполне пригодным.
ага, т.о. если учитывать верования дамблдора, то крестраж всё еще сидит в поттере, а значит ТЛ может восстать.
а если учитывать, то, что выше говорят Основатели, то всё это чушь собачья и никто в Поттере никогда и не жил)
nice-very nice, Поттер, как всегда наивный лопух?
То, что Поттер наивный лопух как раз понятно: Поттер к тому моменту, когда увидел воспоминания Снейпа, уже не спал вторые сутки, да и время и место было не то, чтобы глубокий анализ проводить. А на Кинг-Кросс, по всей видимости, тоже самое - не отошел от пережитого. Кроме того, он настолько привык доверять Дамблдору, что любую лапшу съедает за здорово живёшь.
Но даже там, на Кинг-Кросс, Гарри понимает, что нужно дать убить свое тело, чтобы погиб ошметок души.
- Объясните, - попросил Гарри.
- Но ведь ты уже понял, - сказал Дамблдор, складывая ладони с вытянутыми пальцами.
- Я дал ему убить себя, - сказал Гарри. - Так ведь? (специально выделила, то есть Гарька сознает себя мертвым)
- Да. - Дамблдор утвердительно кивнул. - Дальше!
- Значит та часть его души, что была во мне...
Дамблдор кивнул с ещё большей горячностью, ободряюще улыбаясь.
- ...погибла?
- Несомненно! - сказал Дамблдор. - Да, он её уничтожил. Твоя душа теперь полностью и безраздельно принадлежит тебе, Гарри.
Ну а вот это "Да, он её уничтожил" - ложь в чистом виде, потому что "Авада Кедавра" на душу не действует. Правильнее было бы сказать: "самоуничтожилась".
то всё это чушь собачья и никто в Поттере никогда и не жил)
Тут я полностью согласна с основателями
Поскольку не верю в самосоздающиеся крестражи ни на секунду. Потому что Бог создал душу целой
Иначе у Лорда была бы связь со всеми крестражами, а у него была только со змеёй и Гарькой.
В Поттере кое-кто жил, но это был не кусок души Вольдеморта. В общем, думаю, что все уже догадались, кто жил в Гарькином шраме и откуда он там взялся
ооо, неужели Поттер соизволил вывести глистов?
Признаюсь честно, вы одна из немногих людей, которые заставили меня вывихнуть мозг. )) Вроде все немного прояснилось, как вы последним комментарием тут же все перечеркнули... если это не будет спойлером к следующей главе, проясните, пожалуйста, пару вещей. ) А именно:
Что именно, на ваш взгляд, есть явившийся Гарри Кингс-Кросс? Реальность внутри сознания? Междумирье? "Предбанник" того света? Мне оно очень напомнило Unanimis Columnitas из одного фанфика - мир внутри разума, созидаемый желаниями, мыслями и эмоциями его творца. В этом случае выходит, что Гарри не умер, но его сознание замкнулось в себе, явив как "матрицу" некоего осколка чего-то, связанного с Волдиком и реально существующего внутри Поттера, так и образ Дамблдора, воссозданный из мыслей Гарри. На это намекает и фраза последнего: "...Конечно, все это происходило в твоей голове, но разве от этого оно менее реально?". Но тогда в Гарри наличествует эта самая матрица, а я, как и вы, в самосоздающиеся крестражи не верю, а версию Салазара о "тени" переварить не смог... Второй вариант: Гарри таки пережил клиническую смерть от Авады, которая остановила его сердце, но душа не полностью покинула тело, оставшись связанной с ним и попав в этот "предбанник". Это возможно, исходя из версии о том, что Гарри - Повелитель смерти как обладатель всех трех Даров, кстати, этим объяснима и его неуязвимость для Авады в первом варианте. Если душа покинула тело и существовала вне его, но привязанной к нему (скажем, до полной биологической смерти), то явившийся Альбус Дамблдор реален (и врал Гарри в последней фразе). Но что там тогда делает и откуда взялась "матрица" Волдика? Или это нечто совсем иное? Я на этот вопрос ответить не могу, так как убежден что куска души в Гарри не было, да и слова Ровены с Хельгой смущают... Что тогда есть этот младенец на Кингс-Кросс? В общем, на этом этапе своих рассуждений я капитально застрял. )
//продолжение далее, длина комментов ограничена...
Извините, что так расписался на тему своего потока мыслей, просто хочется определенности (да и нетерпеливый я)). С уважением, Silver Horse (с ХогНета)
Младенец, которого Гарри видел на Кинг-Кросс - это Вольдеморт (вернее "матрица" его души). Это не я придумала, это интервью Роулинг. Пальнув в Гарьку "Авадой", он потерял сознание, и они вместе с Гарькой оказались в некоем странном месте, вроде бы Роулинг в интервью назвала его "Лимбо" - состояние неопределенности. Где это: в голове или на небесах - не суть важно. Просто надо было Гарьке поговорить с Дамблдором, вот и пришлось устроить свидание. Я все-таки склоняюсь к тому, что "в голове". Этакие глюки. Может быть Воскрешающий камень как-то этому способствовал? Но на эту тему рассуждать не берусь.
Говоря проще, Гарри и Вольдеморт оба потеряли сознание, но были вполне живы. Если "Авада Кедавра" умерщвляет тело, то "то место", куда она угодила напрямик" - оно бы НЕ саднило. Гарька это самое место вообще бы НЕ чувствовал: мертвое и всё. А он чувствовал, что саднит, и болит очень сильно. А раз болит, то значит и плоть жива.
Второй вопрос: почему оба потеряли сознание, но остались живы. Мой ответ: Бузинная палочка разделила "Аваду" на две части. Одну часть послала в Гаврьку, вторую (с другого конца палочки) - в Волан-де-Морта. Всё. Соответственно, уполовиненное заклинание убить не смогло ни того, ни другого.
Вообще-то в какой-то главе "Великий Артефакт" уже признавался Гарьке в этом моменте. Но в дальнейшем они ещё вернутся к этому моменту, а также к защите Лили.
Роулинг говорит о том, что Вольдеморт стал для Гарри своего рода хоркруксом. "Пока жив Вольд, будет жить Гарри". Но фишка в том, что наличие крестражей не спасло Вольдеморта от смерти: когда по нему ударила "Авада Кедавра" всей мощью, он благополочно улетел в астрал. Потом пришлось собирать, варить в котле и так далее. То есть, если бы не "Великий Артефакт", Гарька отправился бы витать в облаках, точно также, как и Лорд: ни живой, ни мертвый. Но об этом, опять же, напишу подробнее.
Дальше не очень поняла, что вы хотели спросить. Щас перечитаю.
Салазар имеет в виду тень жертвы, которая остается в волшебной палочке убийцы. Ну, помните тот момент на кладбище, когда происходит то самое "Приори инкантатем", и из палочки Вольдеморта показывается тень Седрика, потом тень Берты, потом Фрэнк, а потом сразу Лили и Джеймс.
Вот эти самые тени (или фантомы) обладают характером и внешностью жертвы. Тени Вольдеморта там не было, а должна была быть, потому что он был жертвой собственной палочки. Но видимо его уже изъяли из палочки - я щетаю.
В принципе пишу, потому что думаю, что все уже догадались: этот самый фантом из палочки и жил в Гарькином шраме. Подумайте сами: выбравшись из волшебной палочки, куда он пойдет в первую очередь? Правильно: посмотреть, что с младенцем? А поскольку вне палочки долго жить не может, то сами понимаете... Куда ж человеку еще-то податься? Не умирать же! У него же характер один к одному от хозяина.
Ваши объяснения о второй Аваде мне понятны, но если сама Роулинг говорила именно так, то тут она, на мой взгляд, либо очень крепко запуталась, либо вообще не продумала этот момент. Но подробно критиковать эту точку зрения я пока также не буду, я подожду окончания беседы Гарри и Гермионы с Основателями, а может, будет даже лучше, если и до конца "Роялей". ) Моя точка зрения в этой части от таковой у Роулинг и у вас отличается, похоже, слишком сильно...
Silver Horse
Но фантом - это же не душа, и не её ошмёток. Это призрак, и что немаловажно, призрак, порожденный "Авадой Кедаврой". Так что в чем-то Дамблдор был прав: шрам - это след от "Авады Кедавры".
Хотелось бы и мне кинуть пять копеек в обсуждение всяких разных «белых пятен» на холсте вселенной тёти Ро. А конкретно хочется высказаться об Аваде. Как-то мне не слишком нравятся все объяснения выживания Гарри от второй Авады Волди, и я придумал собственную, не противоречащую канону теорию, заодно объясняющую как минимум змеееустостость Поттера. И ваша версия Салазара про Аваду – уж слишком материалистична, на мой вкус.
Что мы знаем об Аваде из канона? Первое, она вызывает мгновенную смерть. Нет других видов убийства (при пробитом и остановившемя сердце солдаты не осознавали смерти и успевали пробежать несколько десятков метров или несколько раз выстрелить, так что ваш Салазар не прав), кроме мгновенного одномоментного разрушения всего тела, которые вызвали такую быструю, за несколько секунд максимум, смерть. Второе, для заклятия необходим некий уровень зрелости/силы. Т.е. ребёнок или слабый волшебник ну никак не сможет эту самую Аваду создать, а возможно, что Авада такого заклинателя просто не сработает, даже если удасться ею попасть в цель. Третье, необходимо обязательно личностное участиеие, в заклятие надо «вложить душу», исренне и очень осознанно желать отправить жертву в небытиё. Говорят, что художник вкладывает душу в своё произведение или певец – в исполнение песни, или родители – в детей. Это всё творческие, созидательные вложения. И, естественно, речь не идёт о расщеплении души, а всего лишь о некоем образе, «фотографии», отпечатке души создателя в его творении. А Авада мне представляется анти-созиданием, и душа (а точнее её слепок) вкладывается в заклятие с разрушительными намерениями. Четвёртое, мы знаем, что после забора души дементором тело ведёт растительное существование и довольно быстро умирает. И пятое, чужая душа в теле убивает хозяина этого тела (Волди- Квиррелл в первой книге).
Далее полное ИМХО. Воздействие Авады следующее. Заклинатель неосознанно помещает в заклятье некий неживой симулякр/образ/слепок своей души с одной целью – убить жертву. При попадании в цель этот самый образ, если силя проклинающего превышают силы жертвы, перехватывает всё каналы команд от души жертвы к его телу, таким образом вытесняя душу хозяина. Затем внедрившийся образ души даёт всем доступным для управления органам тела команду (здесь неявная ссылка на практику йогов) перестать работать: нервной системе – перестать проводить сигналы, сердцу – перестать биться, ну и так далее. Тело одновременно ощущает потерю родной души и поэтому уже готово умереть, ощущает чужую душу в себе – и хочет умереть, получает команды на все органы одновременно – и у него нет сил противиться и цепляться за жизнь. Поэтому человек или другое существо и умирает так мгновенно. Но при этом сохраняется некоторое время связь проклинающего с этим самым образом его души, и по этому каналу связи, предназначенной для передачи образа души, и напрвляется уходящая из тела жертвы её душа, оставляя свой отпечаток в палочке заклинателя.
Обоснование же наличия шрама и того, что происходило с Волди при этих Авадах – отдельный разговор, не здесь и не сейчас. Там простор для толкований гораздо шире.
Может быть Вам или кому-то другому эти рассуждения и пригодятся.
Ещё раз спасибо за Ваше продолжение,
Владимир (ака simsus)
P.S. Порадовала фраза про ученика из предыдущей главы
Что касается того, что "Авада Кедавра" останавливает сердце, то здесь каюсь: я ошиблась. Я это как-то очень быстро поняла, и даже уже исправила. Кстати, где-то в интервью Роулинг сказала, что якобы Молли убила Беллу заклинанием, которое останавливает сердце.
Ну да, "Авада Кедавра" имеет куда больший радиус и диапазон действия. На тело точно: все жизненные функции прекращаются.
Что касается души - не знаю. У Роулинг, сами понимаете, темный лес и густой туман
Возможно "Авада Кедавра" как-то вытесняет душу из тела - спорить не берусь.
Факт, однако, в том, что в лесу Гарькино тело не умирало (а всего лишь болело), и даже в том месте, куда "Авада" попала, сильно саднило. Если бы "в том месте" было мертво, Гарька бы "то место" в принципе не чувствовал. А так, как Роулинг описывает крестражи... В общем, сами понимаете
Что касается сугубо материалистичных объяснений, то я материалист. Тут уж ничего не поделаешь, и если есть возможность что-либо объснить с точки зрения физики, то стоит ли придумывать нечто фантастическое?
Что касается первой "Авады", то здесь у меня твердое убеждение, что она отскочила не от Гарькиного лба, а от некой защитный стены, которую поставила Лили между Лордом и младенцем. По-моему, об этом Гарьке Дамблдор говорит, что типа Лили "поставила между вами свою жизнь, словно щит..."
Собственно, так и работают чары "Протего" - возводят невидимую глазу преграду.
Но разумеется, моя уверенность стоит не на словах Дамблдора, а на третьем законе механики Ньютона: "Действие равно противодействию". Отраженное заклятие было такой силы, что вышибло две стены дома (если Роулинг не соображала, что писала, то она дура. Но думаю, что к седьмой книге у неё хватало денег на хорошего консультанта).
Следовательно, если бы "Авада" отскочила от Гарькиного лба, Гарька отлетел бы с гораздо большим ускорением (потому что у него масса меньше, чем у Вольда) к противоположной стене. Ну а дальше как фантазия подскажет: либо вышиб бы оставшиеся две стены, либо размазался бы по стене тонким слоем.
Так что тут твердое ИМХО: первая "Авада Кедавра" даже не коснулась младенца.
Но всё равно спасибо за ваше объяснение ситуации с "Авадой". Я, пожалуй, даже использую это в следующей главе. Скоро будет, уже четыре листа написано.
Хотелось бы немного поспорить насчёт применимости к заклинаниям третьего закона Ньютона. У Роулинг он точно не применим, ведь при попадании заклятия жертву отбрасывает - Вы же сами приводите пример отлетания Снейпа в стену - а выпустивший заклинание остаётся неподвижным. Так что третий ЗН, а также все законы сохранения можно смело игнорировать, ведь, если выражаться физически строго, они применимы только в непрерывном/безразрывном пространстве-времени, а у Ро оно принципиально имеет сингулярности (аппарация и т.п.)
А насчёт каким должен быть идеальный крестраж (кстати у Ро нет ни одного такого) у меня есть тоже типа эссе, правда неоконченное, на десяток килобайт - если интересно, то пришлю. Думаю, что часть вполне можно использовать в качестве мыслей Гермионы по поводу или без оного. Конечно, можно и здесь, но по 2 кб на сообщение - наверное неудобно читать, да и ограничение по числу сообщений от одного гостя вполне может быть.
С уважением, Владимир
Насчет идеального крестража как-то не рассуждала.
Владимир, спасибо, ваши рассуждения действительно помогли мне, натолкнув меня на несколько весьма полезных идей по поводу своей собственной теории воздействия Авады и работы щитов. Все же рискну покритиковать ваше ИМХО относительно передачи "слепка" души; это как-то идет вразрез с самими принципами заклинательной магии и больше характерно, на мой взгляд, для магии ритуальной, а именно некромантии... Принципы заклинательной магии, как я их понимаю, сейчас перечислю. Что есть заклинание? Приказ, адресованный магической сущности человека, выраженный на некотором языке, позволяющем описывать намерения и желания (Роулинг для вербальных формулировок использует вульгарную латынь). Что есть заклинание по сути? Воплощение человеческого пожелания в действующей форме (переносящий энергию луч, структура или что-то еще). Как воздействует заклинание? Преобразует материю в соответствии с пожеланиями человека, используя в качестве двигателя волевое усилие и мощь магического ядра человека. Как происходит это преобразование? Согласно созидаемому мыслеобразу, в котором воплощается намерение. Вот мы и подошли к сути. Авада не переносит душу или что-то еще, она, как и любое заклинание, переносит только мыслеобраз, по которому изменяется материя-цель. А суть мыслеобраза выражается вербальной формулировкой "Avada Kedavra" - этимологию лично я связываю с искаж.лат. cadaver - "труп", т.е. суть - создание трупа из живого тела. А само это, кстати, означает, что Авада в принципе действует только на физическое тело. Интересно, почему ни разу в книгах Роулинг не упоминается анализ вербальных формул заклинаний?
Бледная Русалка, с вашего позволения, свои подробные рассуждения о действии Авады на тело и получении Гарри своего шрама я все же опубликую сегодня или завтра здесь в виде ссылки на текстовик как только закончу перечитывать "Рояли".) Надеюсь, это вам также поможет. С уважением, Silver Horse
P.S. Конечно же, все изложенное также ИМХО. Ни на что не претендую.)
Я вот все-таки решила привести пример того, как действуют защитные чары у Роулинг:
- Протего! - крикнула она, и невидимый щит отделил её с Гарри от Рона - мощь заклинания заставила всех троих отпрянуть на несколько шагов. Разъяренные Гарри и Рон вглядывались друг в друга сквозь прозрачный барьер, и казалось, будто каждый впервые ясно увидел другого.
Однако Гермионе помешали её же Щитовые чары, а когда она сняла их, Рон уже выскочил в темноту.
То есть ясно показано, что "Протего" строит стену между нападающим и жертвой. Не вижу причин думать, что защитные чары Лили могли иметь какую-то другую природу.
Что касается фразы:
...но правую часть верхнего этажа снесло начисто, Гарри был уверен, что именно там ударило отраженное заклятие.
Понимаете, я сама немножко пишу, и очень хорошо представляю процесс. Уверяю, проще было эту фразу не написать вовсе. Можно было весь второй этаж развалить, оставить от дома воронку (кстати, именно так и сказал Хагрид в первой книге), или, напротив, оставить дом целым. Её авторское право: как написала, так оно и было.
Но Роулинг написала так, как написала. Не было бы этой фразы, так и мы бы не дергались. Однако ж она есть, а поскольку из приведенной выше цитаты мы видим, что "Протего" заставляет "отпрянуть на несколько шагов", то есть производит действия на уровне элементарной механики, то и в ГЛ все происходило отнюдь не на уровне квантовой физики.
Так что третий закон механики говорит четко: "Авада кедавра" отскочила от щита, поставленного Лили, и младенца не задела никак.
Кстати, заметьте, "Протего" Гермионе пришлось снимать вручную, т.е. чары держатся достаточно долго.
Как и обещал, публикую свои рассуждения. Надеюсь, они будут для вас полезными.) Если нужно разъяснение - пожалуйста, напишите мне здесь или на ХогНете.
Ссылка
Silver Horse.
P.S. Надеюсь, со скачиванием с Депозита у вас проблемы не возникнет.
Простите, но к сожалению так и не смогла открыть файл.
Может что-то не то нажимаю? Может интернет глючит.
Если можете, пришлите, пожалуйста, на мыло.
Silver Horse