"Два рояля в кустах"

[water--nymph]

Дорогие читатели, простите за долгий перерыв!
Неожиданно получился практически голый гет. Автор ничего не мог поделать: эти двое заняты друг другом больше, чем детективным сюжетом.

Глава 80. Утро будет солнечным

22 апреля 1998 года, среда.

Я славил тех, кому хватает воли
И резкой беспощадности меча,
Кто может, глух к чужой беде и боли,
Не сомневаться и рубить с плеча;
И только позже понял: свойства эти –
Решимость, сила, как ни назови, -
Не часто нам встречаются на свете,
Но всё же чаще истинной любви.

Мэтью Арнольд (1852 год)

Луна остановилась над озером.

Полнолуние миновало неделю с лишним назад. То, что оставалось от ночного светила напоминало кривую фасолину – тень поглотила уже больше половины диска. Днем, притворяясь беззаботными и безучастными, по небу плыли лёгкие облака, а когда пришла ночь, они подстерегли неосмотрительную планету и взяли в плен.

Лунный свет пробивался к земле сквозь завесу тумана. От этого контуры фасолины расплылись, стали как тот фонарь на Тисовой улице, если смотреть на него с чердака, из заиндевевшего окошка. Но это было единственное яркое пятно на небе: звёзды в схватке с облаками оказались бессильны.

В полночь Гарри сменил Гермиону на посту. Вместе с учебником Принца-полукровки (вновь обретённая книга жгла руки, оставить её в бисерной сумочке было невозможно) он прихватил «Историю Хогвартса». Коротая ночь, не худо было бы начать листать и этот фолиант. Но книга так и осталась лежать на коленях нераскрытой.

Подушечки пальцев, пробегая по рельефной, тиснёной золотом обложке, машинально задержались на букве «S» в конце названия, и Гарри понял, что ему себя не пересилить. Настроение не то - мысли слишком далеко от прошлых столетий. Перед глазами вставала Гермиона в распахнутой рубашке, лихорадочно застегивающая пуговки, её растрепанные волосы с набившимися в них прутиками и листочками, смеющиеся карие глаза, и всё это хотелось видеть и чувствовать снова и снова, и во всех подробностях.

Даже Снейповы каракули из учебника воскрешали в памяти не мрачного профессора, а подозрительно-ворчливую Гермиону, так и не смирившуюся с тем, что её обскакали по зельеварению.

Господи, неужели ей было это так важно? Гарри беззвучно рассмеялся, вспоминая лучшую ученицу Хогвартса после очередного поражения: вся в поту, нос в саже, лицо в красных пятнах...

Матч сезона: Гермиона Грейнджер и третий закон Голпалотта против Гарри Поттера и Принца-полукровки! Чистой воды безрассудство и... какие же они были дураки!

Вздохнув последний раз над «Расширенным курсом зельеварения», Гарри отложил в сторону обе книги и поднял глаза к небу: рассеянный серебристый свет притягивал взор подобно магниту. И внезапно заметил светящийся вокруг луны ореол.

Минуту назад ничего не было, а теперь белая светящаяся фасолина была заключёна в неровное радужное кольцо и словно купалась в голубоватой дымке, заполнявшей внутреннюю часть круга. Глаз различал все цвета радуги, от узкой фиолетовой прожилки с внутренней стороны до широкой и насыщенной красной полосы с внешнего края кольца.

Стало много светлее. Небо, ещё недавно выглядевшее гладким и чернильно-чёрным, вдруг от края и до края оказалось в белых кудряшках облаков. Словно глупые овечки, они разбрелись по всему небосводу - хвостик стада терялся за холмами. Самые любопытные столпились вокруг луны.

«Гало или венцы? - размышлял Гарри, вспоминая подзабытый за два года школьный курс астрономии. – Чем они там отличаются? Точно: распределением цветов! Если красный внутри круга, то это гало... Или наоборот?..»

Нет, запомнить это невозможно. Это как сталактит и сталагмит: чёрта два разберёшь, кто там сверху? Лучше не париться, а просто любоваться. Гарри не помнил, приходилось ли ему видеть красоту, подобную этой и жалел, что нет никого рядом. Может, позвать?

Он поднялся на ноги и, глядя на часы, раздумывал, стоит или не стоит будить Гермиону? Хотя, вряд ли она успела заснуть, времени прошло всего ничего.

- Гарри...

Он оглянулся. Девушка стояла в двух шагах от него, придерживая рукой откинутый полог. Дорожка оранжевого света, бегущая из палатки, освещала валик и оставленные там книги. «История Хогвартса» лежала сверху, но имя Любациуса Бораго на корешке читалось без труда. Гарри почему-то заподозрил, что улыбка, тронувшая уголки губ Гермионы, относилась к учебнику Снейпа.

- Ты чего не спишь? – спросил Гарри.

Вновь почувствовав себя контрабандистом, он как-то разом забыл о том, что собирался показать девушке редкое оптическое явление.

- А я подумала, что, может быть, тебе тут холодно без... одеяла, - слегка отстранённо проговорила Гермиона.

Скорее всего, ей просто не спалось. Натянула свитер прямо на пижаму и пришла к нему. Засмотревшись на ботинки, выглядывающие из-под фланелевых штанишек, на одеяло, свисающее с её руки почти до самой земли, Гарри улыбнулся про себя.

- Холодно, - серьёзно сказал он, но, заметив на лице Гермионы тень недоверия, добавил: – Нет, правда! Совсем замерз. Как раз хотел прийти погреться... а ты тут как тут. Очень удачно.

Пока Гарри раздумывал, куда переложить книги, Гермиона всучила одеяло ему в руки и, не сказав ни слова, отправила оба учебника в бисерную сумочку. Со своей передвижной библиотекой она, похоже, не расставалась ни на минуту.

Год назад Гарри сказал бы своей старосте пару слов, но сейчас эта её показная деловитость смешила. Пусть развлекается – добрее будет! Делать ему тут нечего, как только чужие каракули разбирать.

Гарри присел на край валика и жестом пригласил Гермиону расположиться рядом с ним. Когда девушка оказалась у него под боком, а накинутое на плечи одеяло укрыло их обоих от ночной сырости, Гарри указал рукой на луну, по-прежнему купающуюся в радужном ореоле. Щелчок делюминатора ликвидировал искусственный шарик света, без толку болтающийся над головой, так что в темноте планета засияла ещё ярче.

- У-ух, ты! – восхищенно выдохнула Гермиона.

- Как раз хотел позвать тебя, - признался Гарри просто, не пытаясь разыгрывать из себя закоченевшего страдальца, обделенного вниманием. – Правда, здорово?

- Здорово, - прошептала Гермиона, любуясь игрой живых красок.

Немного подумав, она протянула руку и ладонью накрыла тыльную сторону кисти Гарри. Её пальцы оказались на удивление холодными.

- И кто же из нас, спрашивается, замёрз? – пошутил Гарри. Он сложил обе девичьи ладошки лодочкой и плотно обхватил их своими руками, чтобы согреть.

- Ну, сегодня я... – нехотя согласилась Гермиона.

- А завтра? – спросил Гарри, почувствовав в голосе Гермионы недоговорённость.

– Завтра замерзнешь ты, - проговорила Гермиона, и как показалось Гарри, с удовлетворением.

- Это ещё почему?

Гарри выжидательно посмотрел на девушку, не выпуская её рук из своих.

- Потому что радужные кольца вокруг луны – это к перемене погоды, - ответила Гермиона тоном лучшей ученицы. – В частности, к похолоданию и осадкам.

- Гермиона... - начал Гарри с осторожностью. – А ты давно последний раз открывала учебники?

- Год назад. И что?

- А то, что нет там ничего про похолодание, - ответил Гарри, игнорируя профессорский тон Гермионы. – И про осадки тоже.

Не то, чтобы он действительно переживал – апрель никогда и не отличался щедростью на тепло, но зачем же так категорично? В кои-то веки собрался поболтать с девушкой о погоде, и на тебе: завтра будет дождь! Хорошо, хоть не снег.

- Во-первых, у венца только один круг, - заметила Гермиона, кинув взгляд на луну, - во-вторых, он неровный, в-третьих, радужные кольца могут исчезнуть в любой момент.

- И что? – Гарри отвёл глаза от созерцания луны и уставился на подругу, пытаясь понять, что же она хочет ему втолковать.

- А то, что данное явление нужно рассматривать в развитии, - заявила Гермиона с нажимом на последнем слове.

Разумеется, её невозмутимый тон говорил о многом, но Гарри готов был спорить, и даже выложить на бочку Бузинную палочку: о каком-либо «развитии» учебник астрономии умалчивал. Так что тут он перед магическим образованием чист. По крайней мере, в рамках СОВ. А Гермиона насобирала толков где-то на стороне. Впрочем, понятно где: в библиотеке.

Что вдруг с ней такое? Бред какой-то! Он ей про красоту, а она ему про то, что круг неровный... Интересно, что ещё скажет?

- Выкладывай! – предложил Гарри небрежно. – Давай, изобретай про погоду.

Вообще-то он мог бы ни о чём не просить: Гермиона, почёсывая любимую мозоль, не стряпая начала читать расширенный курс астрономии. Теория, к счастью, оказалась краткой. Всего минуту спустя Гарри узнал, что венцы, как и радуга, образуются «вследствие дисперсии света на капельках воды».

- Дисперсии? – переспросил Гарри.

- Угу, - кивнула Гермиона. – То есть разложения.

- Хорошее дело разложением не назовут, - мрачно заметил Гарри.

Зря он так сказал. Испугавшись, что выражается чересчур заумно, Гермиона пустилась в подробные разъяснения. Ещё через минуту Гарри напомнили, что белый свет условно состоит из семи прочих цветов, и что фиолетовые волны почти в два раза короче, чем красные.

Изображая разницу волн по длине, она несколько раз раздвинула и вновь приблизила к себе ладони, словно играла на гармошке. Гарри наблюдал за ней молча. Девочка, что называется, в ударе... С ней бывает. Мало ли что? Может, мозгошмыг заразный пролетал? К утру синяк от укуса рассосётся. А сейчас лучше безмолвно «внимать» и покачивать головой.

Вскоре Гарри узнал:
с характерным зудом в лобной части головы – капля воды работает, как линза,
с непоправимым вывихом двух с половиной извилин - короткие волны, проходя сквозь каплю, имеют больший угол преломления,
с ужасом – на этот счёт есть конкретная формула,
с облегчением – Гермиона эту формулу не помнит.

Впрочем, Гарри не вдумывался особо в слова Гермионы: ясное дело, что это для синих ёжиков и законченных очкариков с квадратными стеклами. Тем не менее, кое-что уловил: явление существует, пока облака достаточно тонкие. В толстом и многослойном лучи света застревают намертво.

- Так что, - продолжала верещать Гермиона, - капли скоро разбухнут и размножатся, облака потяжелеют, радужное кольцо исчезнет, а скопившаяся в облаке влага прольётся с неба на землю. Подождёшь немного и сам убедишься...

На этом месте Гарри не выдержал.

- И чего только не придумают маглы, чтобы испортить волшебникам week end!

- Между прочим, магловские книги объясняют суть явлений, - проворчала в ответ Гермиона. – В отличие от большинства школьных учебников, по которым учились мы.

- Гермиона, - начал Гарри тихо, чтобы не отпугнуть подругу раньше времени, - а может, ну его, это министерство? Пойдешь в Хогвартс преподавать астрономию. С таким подходом к делу... В смысле, с магловским уклоном, - Гарри резко провёл рукой снизу вверх, изображая стартующую ракету, - ты же там революцию совершишь.

- А из министерства проще революции делать, - лениво зевнув, ответила Гермиона, очевидно полагая, что спор окончен и последнее слово осталось за ней.

Зря она так думает. Определенно, зря!

Гарри не чувствовал себя уязвлённым: то, что Гермиона знала массу невероятных вещей, давно воспринималось как само собой разумеющееся. Магловская физика – это вам не третий закон Голпалотта, который Поттер обязан был знать, но с которым они благополучно разошлись параллельными курсами.

Однако ему вдруг захотелось подразнить Гермиону, поспорить с ней, запутать её и даже немного разозлить. И чтоб нос её вредный снова оказался в саже. Пусть попробует брюзжать на живую природу, как брюзжала на несчастный учебник! Кроме того, никакого похолодания не хотелось. Дождей тем более. Придумала тоже - осадки! Сырость тут разводить... Всю зиму не просыхали, между прочим.

- А если кольцо будет увеличиваться и бледнеть? – деловито спросил Гарри, мотнув головой в сторону луны.

- Значит, капли воды в облаке постепенно усыхают, - ответила Гермиона, покосившись на небо. – И тогда в Шотландии будет тихо и солнечно.

- Замечательно! – вставил Гарри, с удовлетворением отметив про себя, что радужный ореол вокруг луны нисколько не уменьшился. Разве что чуток искривился, но от того стал ещё живописнее. – И почему же, в таком разе, мы должны предполагать худший вариант?

- Потому что окружность рваная, что однозначно указывает на неравномерную плотность облака, - буркнула в ответ Гермиона, и, указав пальцем, добавила: - Справа процесс конденсации идёт активнее...

- Да ничего там не идет! – решительно перебил Гарри, протестуя, главным образом, против употребления мудрёных определений: «процесс конденсации» действовал на него удручающе. – Просто одно облако кончилось, а второе ещё не началось. Или усыхает неравномерно.

- В облаке редко что усыхает, - оборвала Гермиона. - Гораздо чаще тяжелеет и падает на голову.

- Дорогая, а ты не путаешь жидкое с мягким? – съехав с тормозов, Гарри ненароком употребил двусмысленное выражение из сугубо мужской коллекции сальностей Рональда Уизли. – То, что тяжелеет, называется тучка. Как ты можешь подозревать этих милых барашков в тёмных началах?

Гермиона в ответ усмехнулась, но покачала головой, давая понять, что шутки шутками, а от дождя и холода не скроешься. Прям фатализм какой-то! Логика рулит строго налево и прямиком в канаву.

- Так-так... – ехидно протянул Гарри, чувствуя, что с каждой новой репликой светская беседа о погоде становится занятнее. – Плотность, говоришь, неравномерная?

Последние слова он проговорил с нарочитой любезностью, поднимаясь на ноги и укутывая одеялом девушку.

- Угу, - подтвердила Гермиона нежным голоском и победно кивнула.

- Щас подровняется... – прошелестел Гарри с максимально возможной для такого случая галантностью и, слегка прищурившись, уставился в небо.

Глупость, конечно. Разве от его желания что-то зависит? Разве с погодой можно договориться? Но, вопреки здравому смыслу, уверенность в последнем крепла с каждым мгновеньем.

Тучка эта – ерунда! Сейчас всё образуется: расширится, распылиться, расплывётся, там, где надо, усохнет и будет в лучшем виде! На худой конец луна перейдет в другое, более тонкое облако. И, кажется, там наверху, словно откликаясь на его молитву, что-то действительно подвинулось в нужном направлении. Так что, ещё чуть-чуть и...

Свершиться чуду помешал возглас Гермионы.

- Гарри! Гарри! Прекрати!

Она завопила столь резко и пронзительно, что рука машинально дернулась в направлении кармана. Однако выхватить волшебную палочку Гарри не успел. Гермиона подпрыгнула к нему прямо с места, где сидела, откинув одеяло на землю; с силой вцепилась в его руку, не давая возможности пошевелить локтем. Гарри поморщился от боли.

Послышались чьи-то шаркающие шаги. Они одновременно оглянулись на звук: из-за полога высунулся крючковатый нос Кикимера. Гарри сделал ему знак свободной рукой.

- Ты чего? С ума сошла? - спросил он, когда Кикимер исчез, а полог опустился на прежнее место.

Вместо ответа Гермиона перевела взор к небу. Подняв глаза, Гарри обомлел: ореол вокруг Луны, еще минуту назад довольно рваный и неровный, превратился окружность идеальной формы, как будто её только что подправили циркулем.

- Неплохо, - пробормотал Гарри. Однако, наткнувшись на озабоченный взгляд Гермионы и отчего-то подумав невероятное, спросил: - По-твоему, я к этому как-то причастен?

Не то, чтобы Гарри пытался оправдываться, но всё-таки странно: почему его подозревают? Мысли у него были - факт. Но - это же неосновательно. Да вздор это! Облака и далеко, и высоко. Разве можно всерьёз делать ставку на то, что какой-то Поттер, стоя двумя ногами на земле, способен просушить тучку?

Выражение лица Гермионы давало чёткое представление, что Поттер и не на то способен.

- У меня даже палочки в руках не было, - напомнил Гарри, не желая сдаваться.

- У тебя на лбу целых три палочки нарисовано, - ответила Гермиона. - Этого больше, чем достаточно.

Гарри тронул лоб левой рукой, нащупал большим пальцем знакомую неровность кожи. Последние дни он избегал прикосновений к своему шраму, подсознательно боясь тем самым ненароком придавить зловредный фантом. Опять же – глупость, потому что призракам и стены не помеха.

- Кстати, о палочках, - добавила Гермиона настойчиво. – Тебе сейчас за палочку лучше не хвататься.

Она заметно ослабила хватку, но по-прежнему не отпускала правую руку Гарри. Её глаза смотрели упрямо, напряжённо, и скорее сверху вниз, хотя они с Гермионой были одного роста. Последнее обстоятельство как будто спустило в нём некий предохранительный клапан. Съязвить захотелось безумно.

- Ну да, со мной каждый день бывает. После... полуночи пялюсь в небо и грежу о хорошей погоде на завтра. А получаю за труды только ложечку варенья от Кикимера, да и то нерегулярно.

- Боюсь, что сегодня небеса откликнулись. Жаль только, что не вовремя!

Тревога в голосе Гермионы звучала неподдельная, Гарри даже почувствовал нечто похожее на угрызения совести. Хотя, чего ему-то совеститься? Это же не у него воображение разыгралось. Привыкли приписывать ему какие-то неведомые силы, когда он совершенно нормальный!

Сейчас, к примеру: разве его мысли были хоть сколько-нибудь сосредоточены на осушении тучки? Патронус давно бы хлопнулся от такой липовой «сосредоточенности». Здесь всё честно: не колдовал он над погодой последние несколько минут! Но, тем не менее, ореол вокруг луны, не теряя правильной округлой формы, продолжает расширяться, а небо светится все ярче.

Пользуясь тем, что его руку наконец-то выпустили на свободу, Гарри демонстративно посмотрел на часы.

- Мне кажется, бригада егерей задерживается... Уволю всех на следующей неделе!

- Ох, Гарри! – взмолилась Гермиона. - Не шути так!

- Никаких шуток! – продолжал Гарри, стараясь чересчур широко не улыбаться. – Ждём ещё три минуты. Если никто не пожалует, всё бросаю и приступаю к поцелуям. Сейчас для этого самое время, я считаю.

Его как будто не слышали. Гермиона, едва родив улыбку, продолжала нервно озираться по сторонам, сжимая побелевшими пальцами бисерную сумочку. Вид у неё был такой потерянный, что злость и желание насолить ей ушли, не оставив следа. Гарри не заметил, как это случилось, и вообще больше не думал об этом. Тихо решив про себя, что пора принять более существенные меры, достал спрятанную под одеждой мантию-невидимку.

- Давай сюда! – позвал Гарри.

Повторять приглашение дважды не пришлось. Гермиона, ни секунды не колеблясь, нырнула под мантию, и тесно прижалась к нему, явно стремясь занять как можно меньше места. Её руки обвились вокруг его торса и не отпускали. Волосы девушки упали к нему на плечи тяжелой, но мягкой волной, и пальцы мгновенно утонули в этом живом великолепии. Он зарылся лицом в её волосах, жадно впитывая в себя её запах, так что голова закружилась от живительной смеси запаха хвоинок, сосновой смолы, весеннего леса и свежего ночного воздуха.

А потом губы Гарри потянулись к её губам, но в последний момент раздался шум хлопающих по воде крыльев – парочка диких уток, крутившаяся у берега весь день, поднялась в небо. Гермиона вздрогнула и резко повернула голову навстречу звуку. Пришлось поцеловать её в щеку, вопреки ожиданиям оказавшуюся почти горячей.

- Ты волнуешься, – тихо уличил Гарри и, перекрывая пути к отступлению, добавил: - у тебя щёки пылают.

- Ты будешь смеяться...

- Я не буду смеяться, Гермиона.

Ему и в самом деле было не до смеха. Он ведь почувствовал, как она дернулась, как напряглась её спина, как судорожно вцепились пальцы в его свитер. В ожидании худшего всё её тело было натянуто, как струна, и вряд ли у него получится сейчас развеять её страхи. Не такие уж и надуманные, если честно. Гарри прикинул, что до победы ещё почти десять дней, и внезапно осознал, что этот срок равносилен вечности.

Он мог бы, наверное, наговорить кучу утешительных слов, но подозревал, что это лишнее. Этим Гермиону не успокоишь. Может напротив, дать высказаться ей?

- Господин прокурор, - начал Гарри полушутливым тоном, но с претензией на официальность, - а вы не могли бы предъявить подсудимому конкретное обвинение? Насколько я понимаю, меня здесь обвиняют в спонтанном использовании особого рода магии.

- Рунной магии, - подсказала Гермиона.

- И утверждают, что всё это безобразие, - Гарри обвёл сияющий радугой небосвод широким жестом, - моих рук дело. Я не верю.

- Отчего так категорично? – Гермиона, к тихой радости Гарри, подхватила его полуофициальный тон. - Разве вам не говорили, что ваш лоб украшает уникальный в своём роде знак – живая руна?

- Представляю, где бы я был, если... - Гарри заносчиво фыркнул. - Если бы эта руна исполняла все мои желания...

Его резко перебили.

- Гарри, руны вовсе не предназначены для того, чтобы исполнять чьи-то желания! Это... – Гермиона замялась, - скорее стихийное явление, и его не так уж просто объяснить.

- Ничего, - успокоил Гарри, стараясь придать голосу этакую непосредственную солидность. - Я тут до утра на дежурстве. Так что как раз сейчас у меня бездна свободного времени.

Наверное, его интуитивная уверенность в том, что все страхи напрасны, передалась Гармионе. Она немного расслабилась, и даже улыбнулась - мягко и уютно.

Как и ожидалось, Гермиона начала с цитирования учебника, Гарри был убежден, что дословного.

«Руна – это магический символ, являющийся максимально сжатым визуальным отображением природной силы. И, в то же время, «ключом» к энергетике того начала, которому рунический знак принадлежит».

- То есть желания он выполняет выборочно? – уточнил Гарри. – Так сказать, в соответствии с полномочиями.

- В соответствии с той природной силой, которую отображает в себе данная руна. И слово «желание», Гарри, не совсем уместно. Все гораздо тоньше! Здесь речь идет об изменении вероятностей. К примеру: те самые облака, из-за которых мы не сошлись во мнениях, могли остаться облаками, могли сгуститься в тучи, но, благодаря тебе - рассосались.

Гермиона указала рукой на луну. Там без труда можно было разглядеть второе радужное кольцо, а вот облака уже не просматривались – будто кто-то их размазал по небу тонким белёсым слоем. Гарри восхищённо присвистнул.

- Безобразие, так сказать, неоспоримое! – усмехнулась Гермиона. – Ты задал вектор развития...

- Я задал? – перебил Гарри. – Каким образом? В смысле, я и раньше любил погреться на солнышке, однако ж, это мало что давало.

- А вот это и есть наиболее сложный момент, - Гермиона, внезапно убрав из голоса шутливые нотки, заговорила серьёзно. – Здесь необходимо не просто желание, и не просто концентрация, а некое особое психологическое состояние... Психоэнергетический настрой. Маг как бы настраивается на «звучание» необходимой ему руны, и оттого в его тонком теле открывается некий канал, по которому направляется энергия. Считается, что волшебник должен чувствовать этот поток, и даже управлять им.

- А ты хоть раз чувствовала такое? – спросил Гарри, отчего-то подумав, что вряд ли услышит утвердительный ответ.

Гермиона решительно покачала головой.

- Вообще-то это программа седьмого курса, - добавила она чуть погодя. – Но теорию я читала. Руна – это как бы ключик к соответствующей природной энергии. Самое трудное – щёлкнуть замочком. А когда барьер преодолён, то дальше всё идёт, как по маслу.

- К «Соулу» это тоже относится?

- Да в первую очередь! – с жаром подтвердила Гермиона. – Твоя руна, Гарри – это снежный ком, ураган, лавина, которая вовсе не считает нужным возиться с замком. Она просто вышибает двери! При соответствующем настрое, конечно.

Гарри промолчал. Когда Гермиона заговорила о дверях и замках, ему припомнились слова Дамблдора о некой комнатке в Отделе тайн, которую всегда держат запертой. Там якобы хранится чудесная сила, имя которой – любовь. Интересно, дверь в комнату ещё цела? То есть, будет ли дверь на своём месте утром второго мая?..

- Просушка облаков тоже каким-то боком относится к «Соулу»? – спросил Гарри, скорее ради того, чтобы потянуть время. Разум, переполнившись информацией, требовал передышки.

«Господи, он ведь сдуру вообразил, что на той двери висит амбарный замок. Этакий министерский чуланчик, ага! Там, небось, такие заклятия стоят, что сам Снейп обломается...»

- Солнце и тепло – естественная природная стихия «Соулу».

Ответ Гермионы донёсся до ушей, но Гарри не сразу взял в толк суть сказанного. Мысленно он стоял в коридоре без окон, а его взор утыкался в запертую дверь. Точно так же, как и три года назад. Наваждение какое-то!

– Я, верно, достала тебя своим занудством? Вот ты и настроился на нужную волну: достал ключ, повернул кран, включил отопление...

- Скажи лучше: выплеснул свои чёртовы эмоции, - поправил Гарри.

- Так не на меня же!

Гарри не сразу нашёлся, что ответить. А Гермиона, казалось, наслаждалась его замешательством.

- Ну, раз так... Если в другой раз почувствую, что тебя понесло, бросаю всё и начинаю сочинять про погоду. Ключевые слова: «Солнце спряталось от нас – это раз!»

- И не вернётся до утра – это два...

- Причину грусти не пойму: взамен нам выдали луну!

Поэт не смог сдержаться: непомерная скорбь, звучавшая в голосе собеседницы, подвигла на грубую смену размера и рифмы.

Гермиона смеялась почти беззвучно, уткнувшись лицом в его плечо. Гарри не смеялся. Он прикрыл глаза, и в темноте им вдруг овладело двойственное состояние: он перестал ощущать себя собой. Словно это не он сочиняет незамысловатые стишки и обнимает девушку, а некий клон, дерзкое появление которого нагло попирает все вероятностные законы.

И в то же время он без малого физически ощущал, как приоткрываются створки его души, а сама душа переполняется счастьем. Как будто в его жизнь вмешался добрый друг, и что-то подправил в его судьбе, сделав вероятным невероятное. Но всё ещё зыбко и неустойчиво, как неумелое колдовство, и любая неосторожность может повернуть жизнь вспять.

Гарри взглянул на небеса почти в отчаянии, надеясь отыскать там знак свыше.

Было удивительно ясно. Отчётливо просматривались слегка синеватые очертания холмов. Луна гордо сияла в окружении нескольких венцев, которые тоже источали свет. Спокойная поверхность воды отражала небо, и луну, и кольца лунной радуги, и от того ночь делалась ещё прозрачнее.

Если верить Гермионе, то всё это великолепие сотворил не кто-то, а он, Гарри. Просто щёлкнул замочком, поменял направление развития, выбрал самую замечательную вероятность... Не кто-то, а он сам хозяин своей судьбы!

Мысль озарила разум подобно молнии. Чёрт возьми, что же он медлит? Нужно просто ещё разок подправить этот... вектор! Гарри не сомневался, что у него получится.

Мгновенье спустя смех Гермионы стихнет, но она не отстранится от него. Вернее, он не даст ей устраниться. Он прижмёт её к себе и найдёт её губы, и ощутит их нежную податливость... А потом скажет, что любит её, и не отпустит от себя дальше вытянутой руки. И поправить тут ничего нельзя, потому что Мальчик-Который-Выжил умеет любить как никто другой.

Ещё он знал, что через сто лет скажет Гермионе то же самое.